Андрей Филимонов - Рецепты сотворения мира

Тесто растеклось от центра к краям сковороды, а затем начало чернеть от краев к центру, пока не запеклось в виниловый блин с розовым пятачком лейбла. На соседней конфорке, в кастрюльке, гитарные риффы смачно булькали, наполняя комнату отвальными вибрациями.

Я слушал музыку, зарывшись носом в колючий ворс полового покрытия. Щетина ковра напоминала стриженый газон на лобке моей радости. Легкая колкость всегда присутствовала в наших отношениях. Смеясь, МР говорила, что как бы я ни старался, но лучшие оргазмы – это дело ее собственных рук. Хотелось ее переубедить, но, во-первых, слишком поздно, а главное, что-то мешало трахать ковер в присутствии бабушки и дедушки. Какая-то детская застенчивость. Тень воспоминания о том, что для них это было святое. Ровесники «великого Октября» нежно любили ковры. Зимой выносили их во двор. Вешали на турник и долго били, задыхаясь в облаке пыли, которая никогда не кончалась. По радио передавали песню: на пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы. После экзекуции ковры молодели, в них было приятно уткнуться лицом.

Музыка анимирует узор на колючей поверхности. Переплетение линий обретает объем. Темный фон – глубину. Нырнув туда, оказываешься в подвале, где проходят коммуникации, трубы, приносящие воду, уносящие дерьмо. Они соединяются с котлом, нагревающим воду на вечном огне отопительной системы. Эту штуку алхимики отдали сантехникам, когда поняли, что не могут вырастить в ней гомункула. Трепетные стрелки приборов учета. Вентили, которые нужно поворачивать в определенном порядке, чтобы до краев наполнить ванну желания. Иначе ничего не получится. Если трубы засорились и не хватает жара, надо вызвать порнодемона, немецкого водопроводчика с волосами как солома. Он приходит со своим инструментом, насвистывая, продувает стояк, и все становится хорошо. Демон говорит:

– Техника – мужская сторона любви. Искусство – женская. Чтобы это понять, тебе нужно слетать на луну.

– Серьезно?

– Ja. Сейчас бабушка перевернет блин на женскую сторону, и мы стартуем во время проигрыша «Mountains of the Moon».

– Дед, это ты в таком странном облике?

– Natürlich, – отвечает он. – Разве ты не знал, что моя мать была немкой?

– Он многого не знает, – говорит бабушка. – Оттого и бродит в потемках. Но мы ему поможем.

– Как?

– Поговорим об этом на Луне, милый.

Я думал, они подшучивают надо мной, как в детстве. Это было суровое время. Воспитание по доктору Споку. «Педагогическая поэма». Считалось, что жизнь не сахар. Ученые запрещали баловать детей. На детские запросы к мирозданию, начинающиеся словами «я хочу», взрослые отвечали «А я хочу на луну». Наверное, и сейчас что-то в этом духе. Мы не можем улететь из подвала. Разобьемся о потолок, как яйца.

– Не бойся, – успокаивает Галина. – Поверь, мы сделаем это! Неужели тебе хочется вечно сидеть в андеграунде?

– Интересная перспектива. Я подумаю.

– Ты только что подумал и создал еще одну никому не нужную вечность. Не будь как Федор Михайлович. Не думай – поверь.

– Я запутался. В чем разница?

– Вера ничего не создает. Всё принимает как есть. Огонь принимает любые формы. Сжигает мусор, закаляет металл.

– Огонь! – кричит Дима. – Жжем библиотеку научной фантастики. Das ist fantastisch! «Туманность Андромеды» в топку! «Солярис» в топку! Разгоняемся до первой космической.

Оказалось, что разгоняться до первой космической легко и приятно. Вспыхнуло бледное магниевое пламя. Так делали на заре кинематографа, изображая мгновенное перемещение. Мы вознеслись на орбиту и немного покрутились там, чисто для удовольствия. Потом бросили в топку еще одну стопку НФ, и Луна приняла нас на свою белую грудь. Лунные горы ослепляли, голубая лунная река стрекотала цикадой.

Мои спутники обрели красоту и молодость. Они стали черно-белыми, как в старом фильме, но это меня не касалось. Она попросила звать ее Электрой. Он сказал, что он – Том и в доказательство показал банджо. Черно-белая радуга соединяла их макушки. Надо было раскрасить ее вручную. Хорошо, что аптечка и беличьи хвосты всегда под рукой. Пестиком мы истолкли в тычинке красивые таблетки. Изумрудные, лазоревые, пурпурные, никому теперь не нужные. Но какой цвет! Какие линии! Чтобы мы не скучали, Том ударил по струнам со всей блюзовой силы, затянул песню на трех языках – русском, английском, эльфийском:

Счастье было полным и глупым, как завсегдатай «Макдональдса». Лунная радуга и хорошая компания. Что еще нужно, чтобы остаться в вечности? Мы отлично провели вечность, нежась на белом грунте. Электра и Том рассказывали, как прекрасно быть мертвым, какая это гармония со вселенной, какое блаженное спокойствие охватывает, когда присоединяешься к большинству.

– И не нужно бриться, – подмигивал Том.

– Но как же, – спрашивал я. – Тихая радость дышать и жить? А любовь?

– Я не помню, – отвечала Электра. – Любовь была редкой гостьей на нашем пиру. Люба жила в Москве, приезжала редко, всегда была занята, потому что снималась в фильмах. Ей дали народную артистку, но это ее не радовало. Вечно в плохом настроении. Помнишь, какие открытки она присылала нам под конец?

– Я не помню, – отвечал Том. – Но у меня все под рукой. – Из чулана он достал коробку с надписью «Новогодние открытки» и начал читать:

«Галка, дорогие! Поздравляю, моя дорогая! Здоровья, радости и всего светлого! Если бы!?! Сколько можно писать и получать такое, что никак не сбудется. Привет Диме. Возили в Челябинск Инку. Постарела! Муж ее с тремя детьми оставил, женился на молодой и уже умер. Умер Тарковский во Франции. Галя, такая жизнь страшная, ни писать, ни говорить не хочется.

Так писал Коля. Я ни во что не верю. Только природа красива, и когда это замечаешь – обретаешь силы. А творения рук человеческих – диву даешься, думаешь – а есть смысл? Отснялась в телефильмах „Деревня моего детства“, „Возрождение“, „Жизнь Клима Самгина“ – „Анфимьевна. Верую в любовь“».

– Коля был талантливый мальчик, – вздохнула Электра. – Рано пересек черту. Ты не бойся – все люди делают это.

– Я ему сочувствую. Хотя стихи – ужасные.

Вот этого не следовало говорить. Они разозлились. Лопнули струны банджо, полоски радуги смешались в серо-бурую муть. Том, отбросив бандуру, воскликнул, горестно кривя рот:

– Плохие новости, детка. Мы опять на Земле. Это Лунные горы. Ты слышишь звуки?

– Да, милый. Волосы шевелятся на голове и под мышками. Ветер дальних странствий приносит с невольничьих рынков запах бараньей похлебки и бла-бла-бла людских наречий. Мы у истоков Нила. Кто виноват, что так получилось?