Андрей Филимонов - Рецепты сотворения мира

Галя была ранена с позапрошлого года, с тех пор, как пропал без вести в воздушном бою над Смоленском ее старший брат. Моль раскорябала эту болячку буквально за пару минут. И увидела свет. Как будто прожектор хлестнул по ночному полю на краю леса. В круге света чернявый кудрявый парень дергался, как кукла на ниточках. Галя быстро догадалась, что имеются в виду стропы парашюта, на котором брат спустился с опасного неба.

– Крепкие у него слова, – морщилась Моль, втягивая голову в плечи. – Уши закладывает.

– Что он говорит?

– А ничего не говорит. Матерится… Хотя погоди, погоди, кажется, слышу…

– Что? Ну!..

– Моль выдержала паузу и развела руками:

– Трудно понять, доченька. Болезнь у меня – воспаление среднего уха. Не имею возможности отоварить предписанную фельдшером мазь, потому как живу без пенсии.

Она работала на результат, грубо, как настоящий профи, с неслыханной простотой вытряхивая из людей последнее. Кошельки глупых девочек раскрывали рты, как волшебные китайские жабы. Щелк-щелк. Когда Галя дала ей на мазь, Моль навострила среднее ухо, прислушалась и доложила:

– Кричит он странное, будто воет песню. Повторяет одно и то же: ветер голого принес.

Эффект от фонаря придуманных слов оказался неожиданно сильным. Галя заревела в три ручья:

– Витя, прости меня! Какая же я плохая! Совсем про тебя забыла. Ты не сердись, пожалуйста! Когда немцев прогонят, я поеду в Смоленск, буду тебя искать. Все перекопаю, честное слово! Вы мне только скажите, – попросила она, – где он лежит? У меня еще есть деньги. Вот.

Деньги – это само собой. Моль взяла. Приложила бумажки к сердцу и почувствовала вдохновение. Заглянув в доверчивые серые глаза девушки, прошептала:

– Нету его в земле. – Подумала, что бы еще добавить для удовольствия клиента, ткнула пальцем Гале в живот: – Здесь найдешь.

Уфф! Обмякла мешком, тяжело дыша, обмахиваясь шалью. Сеанс закончен. Нехорошо внутри. Как будто холодный камень на сердце.

Тут носильщики прокричали отправление саратовского поезда. Засуетился народ. Галя, вся в слезах, поднялась со скамьи и пошла к выходу на перрон, забыв попрощаться.

И слава богу! Гадалке уже не до разговоров, язык на плече. Она думает: завтра никакой работы! Не могу каждый день мурыжиться с мертвецами! У самой ноги дрожат, чашки коленные дребезжат. Пора домой, напиться чайку – и в койку. А то совсем замоталась. Их много – она одна, никакого продыху. Мерещится вон черт-те что. Воронкой закрутилась прорезанная солнечным лучом пыль, словно в воздух бросили пригоршню муки и взбивают живое тесто цвета хаки, которое прет наружу в форме человеческого тела.

Прямо из ничего перед ней возник солдат в драной окровавленной гимнастерке, с расколотой, без крышки черепа, головой, держащейся на плечах, как пурпурная роза, страшный цветок с зубами. Моль растеклась по скамье киселем и тупо пялилась на сверхъестественное явление. Солдат шагнул к ней, раскрывая объятия:

– Здравствуй, мама, я за тобой.

Моль, у которой отродясь не было детей, жалобно охнула, когда ледяные руки сжали ее ребра. На второй ох не хватило воздуха. Она беззвучно изобразила ртом букву О и умерла. Тело завалилось набок, но только через полчаса вокзальный милиционер заметил скандально синее, в цвет халата, лицо усопшей.

Ветер принес голого на окраину уездного города Вязники в год нашествия Бонапарта. Эту историю Галина рассказала мне, когда стала моей бабушкой, сама узнала ее от своей бабушки, та – от своей, и так далее, по цепочке. Старушечий испорченный телефон сообщает, что в двенадцатом году западный ветер дышал на крыши городка перегаром московского пожара, и обыватели тревожились, как бы шалости Зефира не устроили кошмара на улицах Вязников. Французское слово приходило на ум из-за маленького капрала, который засел в Кремле, в кольце огня, словно импортная саламандра.

Вязники сплошь были деревянные и всегда хорошо горели. Мои предки жили на изгибе Клязьмы, на возвышенном месте, где раньше стояла крепость, когда-то служившая для защиты от кого-то. Замечательная фортеция с высокими стенами, которые комендант Суббота Чаадаев выстроил по приказу царя Алексея Михайловича, чье правление было сплошным лихолетьем. В столице бунты медные и соляные. В церквях распальцовка никониан и староверов. При таких обстоятельствах страшно жить маленькому человеку. Хочется укрытия, надежного места. Крепость была идеальным убежищем, бунтовщики и раскольники уважительно обходили ее стороной. Никто не дерзал штурмовать крутые стены. Они сами в одночасье сгорели дотла по неосторожности защитников. Вот как все запутано в нашей истории. А ведь предупреждали умные люди: не курите на бочке с порохом!

Голый появился в октябре. Мальчишки бежали за ветром и встретили крутящегося вокруг себя неизвестного, чья нагота не имела прикрытия, кроме желтого кленового листа, прилепившегося к груди, как звезда. Мальчишки обрадовались безумцу и тут же выдумали дразнилку:

Крики разбудили девицу по фамилии Ражева. Она высунулась на улицу и обомлела. Божественным показался ей танец обнаженного в вихре листопада. Он вращался отрешенно, как заводной, не замечая камней, которыми угощали его гостеприимные мальчишки.

Девица прикрикнула на мелких злыдней, но те в ответ ноль внимания, и тогда она позвала братьев.

– Убивают! – завопила девица.

Братья, в количестве четырех, выскочили из дома и рухнули от хохота, увидев дикое чудо в листьях, обдристанное кровью из носа, разбитого точным попаданием. Надо ли спасать такое?

Но все-таки решили спасти. Иначе любопытство замучает, если не узнают, откуда взялся сей адам.

Под руки привели его на двор, опоясав ему чресла рогожей, ибо имел он срам несусветный, как у коня. Хозяева даже подумали, не из сатиров ли пришелец. В губернии с древности водились чудесные создания. На стенах здешних церквей можно увидеть портреты мелюзин и кентавров, некогда изображенных с натуры. Теперь они охраняются ЮНЕСКО, а раньше люди просто удивлялись.

Принесенный ветром оказался немычачий. По-русски ни бе ни ме. Это навело хозяев на другую мысль: француз. Не так уж и далеко отсюда Москва. Видно, служивый отбился от своего Бонапарта и потерял дорогу. А пошто голый? Ну, так француз же!

Спорили долго, но всё без пользы. Тайна голого человека оставалась темна. Он не соглашался на разговор и скалил зубы, то ли веселясь, то ли угрожая. В конце концов решили с утра отвести его к священнику, а тот пускай думает. На ночь голого прикрепили к столбу во дворе, посадив на длинную цепь, чтобы не сильно страдал и мог поспать, лежа под забором.