Елена Артамонова - Исповедь Дракулы

Скрипело перо. Потрескивали свечи. Я умолк, вслушиваясь в тишину. Вопреки всему мне хотелось верить, что призывы окажутся услышанными, здравый смысл восторжествует над страхами и амбициями юного короля, а молдавский гонец привезет добрую весточку о Штефане. Так хотелось верить…

Мягкую зиму сменила ранняя сухая весна, прошедшая без наводнений и сильных разливов рек. Засуха была неизбежна, но в этом году никто не думал о будущем урожае. Ранним утром солнечного, по-летнему жаркого дня середины мая, я собрал во дворце всех военачальников и приближенных на военный совет, чтобы еще раз оценить ситуацию и утвердить окончательный план действий. Благодаря стараниям Драгомира военная разведка работала как отлаженный механизм, и здесь, в Тырговиште, был известен каждый шаг Мехмеда Завоевателя.

Драгомир докладывал:

– По данным лазутчиков, султан вышел из Константинополя 26 апреля. Он возглавляет самую большую, со времени покорения святого города, армию. Сами турки утверждают, что ее численность приближается к тремстам тысячам человек…

Я только усмехнулся. На губах Драгомира тоже промелькнула усмешка:

– Но по нашим сведениям, османское войско значительно меньше – едва ли оно насчитывает восемьдесят тысяч воинов.

Какими бы цифрами ни пугал султан, в любом случае реальная численность его армии была несоразмерно большей, в сравнении с силами, которыми располагал я. Призвав под свои знамена все мужское население княжества, начиная с мальчиков двенадцатилетнего возраста, заставив взять в руки оружие рабов-цыган и заручившись поддержкой главарей разбойничьих шаек, скрывавшихся в валашских лесах, я собрал войско, примерно в тридцать тысяч человек или чуть более того. Из этого числа лишь четверть составляли участвовавшие в дунайском рейде ветераны, прошедшие испытание огнем и получившие за верную службу титулы и земли. На старых бояр рассчитывать не приходилось, они дистанцировались от происходящих событий, попрятались по углам, со стороны наблюдая, чем закончится схватка. Большинство из них имело тайные контакты с Раду Красивым, вернувшимся на родину вместе с вражеским войском, однако на словах старая валашская знать по-прежнему клялась в верности князю.

– Турецкие войска приближаются к нашим границам двумя маршрутами, – продолжал докладывать Драгомир. – Главная часть армии на двадцати пяти триерах и ста пятидесяти кораблях под парусом прошла через Босфор, и достигла устья Дуная. Вторая группировка движется из Болгарии к уцелевшей Видинской крепости.

– Может быть, имеет смысл атаковать османов в Брэиле? – вступил в разговор Гергина. – Это задержит их на какое-то время и помешает соединению армий.

Его поддержал боярин Галес. Этот человек хорошо зарекомендовал себя во время зимнего похода и не так давно был назначен заместителем Гергины. Однако, несмотря на то, что оба военачальника настаивали на атаке под Брэилой, я придерживался другой точки зрения.

– Не думаю, что это целесообразно, господа. У нас слишком мало сил, чтобы воевать на два фронта. Мне и так пришлось направить часть войск на границу с Молдовой, дабы обезопасить себя от неприятных сюрпризов со стороны князя Штефана, потому продолжать «размазывать» войско по княжеству опасно. Мы встретим врагов на переправе, – тогда они будут наиболее уязвимы. Можно предположить, турки пойдут проторенным маршрутом, которым они уже не раз вторгались на нашу территорию, и проследуют через долину Олта к столице. Все деревни на этой территории необходимо сжечь, колодцы отравить, а скот, детей и женщин спрятать в горах. Захватчики должны идти по мертвой земле, где невозможно пополнить запасы воды и продовольствия.

Поднявшись со своего места, я прошелся по залу, направляясь к окну. Оттуда были видны верхушки кольев, установленных на холме за городской стеной. За последние полгода эта часть пейзажа стала привычной – там красовались казненные еще зимой пленники из Джурджу. На самых высоких кольях виднелись два иссушенных ветром и солнцем трупа, в коих нелегко было признать сокольничего султана, бея Никополя Хамзу-пашу и хитрого интригана-предателя Катаволиноса. Как бы ни складывалась кампания, Тырговиште предстояло сдать в любом случае, – султан любой ценой захватил бы столицу, ведь взятие главного города Валахии являлось для него делом чести и символом победы. Понимая это, я подготовил план, к осуществлению которого приступил еще зимой, для начала превратив высокопоставленных турецких пленников в высокопосаженных.

– Гергина, проследи, чтобы из города вывезли все ценности и, прежде всего, церковные святыни. Горожанам здесь тоже не место, – гони всех, как бы они ни цеплялись за нажитое. А вот плотники нам понадобятся, равно как и лес для кольев… Много хороших, остро заточенных бревен… Всех врагов, что попадут нам в руки, живых или мертвых, следует свозить сюда и насаживать на колья.

– Будет исполнено, твое высочество.

– И еще, о княгине. Время неспокойное. Выдели ей хороший отряд для охраны. Она и мой сын должны находиться в полной безопасности.

Отдав все распоряжения, я покинул тронный зал, направившись в жилые покои дворца. Я заранее сообщил Лидии, что ей с сыном предстоит уехать в Поенарь – в этой отдаленной горной крепости она могла пережить самое опасное время – и теперь намеревался зайти за ней, чтобы проводить в дорогу.

Я стремительно вошел в комнату Лидии – вроде бы здесь ничего не изменилось, но все в одночасье стало чужим. Дом покинула его душа, и теперь оставались только мертвые стены и предметы, которые должны были вскоре сгореть в огне, – старый мир рушился, распадался, но я все же верил, что однажды вернусь и начну все заново.

Лидия сидела у окна. На фоне светлого прямоугольника ее фигурка казалась особенно беззащитной и маленькой. Услышав мои шаги, она обернулась:

– Я готова, Влад. Мы уезжаем сейчас?

– Да.

Она подошла ко мне, взяла за руки. У Лидии были мягкие теплые ладони, такие домашние, уютные – они возвращали меня в тот мир, который казался безвозвратно утерянным. Глядя в ее глаза, я чувствовал себя подлецом. Мало того, что я предал любящую женщину, но еще и вел себя как последний трус, не решаясь сказать правду. Она не знала о предстоящем постриге, она все еще верила мне… Может быть, к лучшему. Только Господь ведает, сколько кому из нас отмерено лет, но я отчетливо сознавал, как мало у меня шансов вернуться живым из этого похода. Зачем же причинять боль раньше времени? Возможно, Лидии предстоит рыдать над телом убитого мужа, а не оплакивать горькую долю брошенной жены в монастырской келье.