Елена Артамонова - Исповедь Дракулы

– Во всех христианских странах царит ликование. Одержанная нашим князем победа вызвала восторг и у коронованных особ, и у простого народа. Неудивительно, ведь впервые за много лет война с неверными шла на их территории, а султан понес серьезные потери. Все верят, что христиане наконец-то возьмут реванш, и все надежды связывают с валашским воеводой Владом Дракулой. От Генуи до Родоса звучат в церквах песнопения «Тебя, Бога, хвалим» и звонят колокола в честь нашего князя. Говорят, что времена великого Яноша Хуньяди вернулись, Дракулу постоянно сравнивают с ним.

– Я не Хуньяди.

Возможно, фраза прозвучала слишком резко, все собравшиеся обернулись в мою сторону, отодвинув кружки с вином и сразу посерьезнев.

– Я не Хуньяди. У меня свой путь. Что ты слышал кроме красивых слов, Ладислаус?

– Венецианский дож поддерживает тебя, твое высочество, однако никаких конкретных предложений он не сделал.

– А Рим?

– Папа горит желанием провести крестовый поход, но у него финансовые проблемы. Для этой операции нужны деньги, а повышать налоги он опасается. Даже такое благое дело, как крестовый поход, не вызывает понимания у граждан Рима, когда речь заходит об их кошельках.

– Все ясно.

– И тем не менее, христианский мир восторгается победой князя Дракулы.

– И на том спасибо, – я улыбнулся. – Будем наслаждаться сегодняшним днем, не отравляя жизнь думами о неведомом будущем.

В самом деле, все было не так уж плохо: в очаге жарко горел огонь, смеялись чуть захмелевшие люди, обрадованные добрыми вестями из Европы. Я пил и смеялся вместе с ними, стараясь не думать о запаздывавшем гонце из Молдовы. Маленькая отсрочка позволяла пребывать в счастливом неведении, ждать чуда и хороших вестей.

Допив вино и покончив с жареным кабанчиком, присутствующие начали расходиться. Я приказал остаться только Раду, намереваясь продиктовать письмо венгерскому королю.

– Раду, отчетность, которую ты вел, с тобой?

– Да, твое высочество. Сейчас принесу бумаги. Но основные цифры таковы: убитых – 23 884, не считая тех, кто сгорел в домах. В Джурджу уничтожено 6 414 человек, в Турну, кажется, около трех сотен…

– Подожди, Раду, – я прервал секретаря. – Не полагайся на память, мне нужен абсолютно достоверный, безошибочный отчет, это крайне важно. Мы уничтожили очень много врагов, и цифра может показаться неправдоподобной, поэтому, главный наш аргумент – точность. Никаких приписок и недомолвок, – только факты, факты, свидетельствующие сами за себя.

Фарма вышел, а вскоре вернулся со своими письменными принадлежностями и бумагами. Он раскладывал их неторопливо и аккуратно, и это привычное, превратившееся в своеобразный ритуал действие помогало сосредоточиться, настроиться на нужный лад.

– Милостивый государь! – начал диктовать я. – В предыдущих письмах я сообщал Твоему величеству как турки, самые ярые враги христианства, отправили к нам важных посланников с предложением нарушить мир и прервать дружеские связи, заключенные между нами и Твоим величеством, отменить празднование свадьбы и присоединиться к ним, для того чтобы идти в турецкую Порту, к царскому двору; а в случае если мы не откажемся от мира, дружеских связей и участия в свадьбе Твоего величества, тогда турки прекратят с нами мирные отношения…

Перо застыло в пальцах Раду, он сидел не шелохнувшись, ожидая, когда продолжится диктовка. А я молчал. Свадьба была делом решенным и не вызывающим сомнений. Мне пришлось принять условия Матьяша незадолго до начала дунайского похода – иного выхода в сложившейся ситуации не существовало. Перед лицом грядущей катастрофы судьбы отдельных людей уже не имели значения. Гибель грозила всем, и только от меня зависело, удастся или нет выстоять в жестокой схватке. Наша любовь с Лидией, ее судьба были принесены в жертву во имя спасения родины и христианского мира. Матьяш потребовал от меня жениться на какой-то венгерке из королевской семьи, и мне пришлось подчиниться его воле, ибо только после этого с королем можно было говорить о военном союзе. Впрочем, Лидия сама не раз заявляла, что хочет принять постриг, поэтому вполне вероятно, она бы только обрадовалась такому решению сложной проблемы.

Фарма тщательно вытер кончик пера, распрямил спину, приготовившись к долгому ожиданию. Я потер виски, стараясь сосредоточиться на главном и не думать о перевернутой странице своей жизни.

– Ты готов?

– Да.

– Тогда пиши дальше: Также, они отправили видного советника турецкого султана, а именно Хамзу бея из Никополя, чтобы он решил вопрос с дунайской границей, потому как если бы этот Хамза бей смог бы привести нас каким-либо образом, хитростью ли, под честное слово, или иным обманным путем в Порту, было бы хорошо, а если бы не смог, тогда, чтобы нашел способ найти нас и доставить пойманными.

Но, милостью Божьей, пока мы направлялись к той границе, я узнал об их хитрости и вероломстве, и мы были теми, кто положил руку на этого Хамзу бея в турецких же владениях, поблизости от крепости, называемой Джурджу. Когда турки открыли крепость по требованию наших людей, ожидая, что зайдут их люди, наши – смешавшись сих– проникли в крепость и захватили ее, после чего предали огню /… /

… Твое величество, знай, что в этот раз мы совершили это во вред им, все побуждавшим нас своими стараниями отказаться от христианства и примкнуть к их вере. Так знай же, Твое величество, что мы прекратили с ними мирные отношения не ради какой-то собственной выгоды, но ради Твоего величества, святой короны Твоего величества, сохранения всего христианского мира и укрепления католицизма.

Увидев, что мы сделали, они оставили все ссоры и претензии, имевшиеся у них, до той поры – как в отношении владений и святой короны Твоего величества, так и во всех других местах – и обратили всю свою ярость против нас. С наступлением весны, когда распогодится, они вынашивают враждебные планы всеми силами наброситься на нас. Но у них нет средств переправы, поскольку все переправы на Дунае, кроме той, что у Видина, я распорядился опустошить, сжечь и уничтожить. У видинской же переправы они знают, что не смогут принести нам существенного вреда, и потому намереваются привести морским путем суда из Константинополя и Галлиполи, прямо к Дунаю.

Таким образом, Милостивый государь, если биться с ними входит в намерения Твоего величества, набери со всей страны войско, как из кавалеристов, так и пехотинцев, приведи их через горы в нашу страну и соизволь здесь биться с турками. А если Твое величество не желает явиться самолично, тогда пришли все войско в трансильванские владения Твоего величества еще до праздника Святого Григория. Если же в планы Твоего величества не входит присылать все войско, пришли тогда столько воинов, сколько пожелаешь, хотя бы из Трансильвании и секейского [31]края. Ну а если вознамеришься прислать нам помощь, Твое величество, тогда, пожалуйста, не мешкай и прямо сообщи о своих планах. Нашего человека, который доставит письмо Твоему величеству, в этот раз прошу не задерживать, а сразу же отослать назад. Потому как никоим образом не хотим оставить начатое посередь пути, но довести его до конца. Ибо, если Господь Всемогущий выслушает молитвы и просьбы всех христиан и соизволит обратить свой слух к молитвам страждущих во имя Его, и подарит нам, таким образом, победу над язычниками и врагами христианства, это и будет самой высокой честью, пользой, и душевной помощью Твоему величеству, и истинному христианству; поелику не хотим бежать от их варварства, но, напротив, любым способом сражаться с ними. А если мы придем – упаси Господи! – к плохому концу, и наша маленькая страна исчезнет, Твое величество также не возымеет от этого никакой пользы и облегчения, ибо это причинит ущерб всему христианскому миру. Добавлю, что все, что Твоей милости сообщит наш человек, Раду Фарма (Грамматик), можно верить так же, как если бы мы говорили с Твоим величеством лицом к лицу…