Валерий Казаков - Асфальт и тени [Рассказы, повесть]

«Да, хорош у тебя внутренний голос, — съязвил про себя Алик и торопливо зашагал к дороге, — не дай бог Бек что-нибудь заподозрит».

К вечеру они приехали к какой-то избушке или сторожке, приютившейся у высокой скалы в глухом горном лесу. Бек ушел в домик, поручив надзирать за пленником низкорослому, заросшему до глаз черной бородой чеченцу. Тот мрачно, с отсутствующим видом сидел на деревянной колоде, зажав между ног автомат. Не успела еще за Беком захлопнуться дверь, как горец кошкой метнулся к Алику и, приставив к горлу длинный нож, зло брызжа слюной и выдыхая смрад гниющих зубов, захрипел прямо в лицо:

— Зарэжу, сабака русский! Аны уйдут, — он мотнул головой на сторожку, — тэбе здэсь дэржат будут. Кускы резат буду.

Все произошло так неожиданно, что Алик даже не успел испугаться. Неизвестно, чем закончился бы этот инцидент, но, к его радости, из-за двери выглянул Бек:

— Иди сюда, гяур!

Чокнутый нехотя убрал нож и, отступив на шаг, отпустил свою жертву.

— Успеешь еще, Шамиль, отрезать ему башку, — специально для Алика по-русски сказал улыбающийся благодетель.

В единственной комнате за столом сидело человек пять. Альберта еще раз подробно расспросили про его воинскую часть, охрану, склады с вооружением и боеприпасами. Потом на его же схеме велели показать маршруты, по которым разводящие водят смены на посты.

Он понимал, что сейчас происходит самое главное в его жизни, он нутром, по-звериному, чувствовал в этих сидящих к нему спинами людях больших начальников, от которых зависит его дальнейшая судьба, его жизнь и смерть. И вдруг Гузова словно прорвало: он начал быстро, взахлеб, сбиваясь, путая падежи и согласования, говорить, говорить все, что успел узнать о своей части, сослуживцах, командирах, технике и вооружении, называть позывные и частоты, на которых работали радисты. Его, как закончившего педагогическое училище и обладавшего почти идеальным каллиграфическим почерком, назначили помощником ротного писаря, а когда требовалось, отправляли на подмогу в штаб батальона, а иногда и полка.

Алик торопился, ему казалось, что он говорит не то, что вот сейчас его прервут и выгонят вон, к тому страшному, черному, бородатому человеку с железными руками и длинным кинжалом.

Он не думал ни о трибунале, ни о последствиях своей откровенности, ему хотелось одного — жить. Да и о каком трибунале со смехотворными двумя-тремя годами тюрьмы могла идти речь, когда вот он, этот трибунал, сидит перед ним! Одна ошибка, одно неверно сказанное слово — и конец, лютый и бесчеловечный. В горле пересохло, он перевел дыхание.

— А ты пойдешь с нами на склады? — спросил кто-то сбоку тихим, простуженным голосом.

— Пойду! — выпалил Алик и заплакал — поверили, значит…

— Ай, молодэц! Ай, молодэц! — его ответ потонул в громких возгласах одобрения.

Все разом загалдели по-своему, стали жать Рыжему Беку руку, хлопать по плечу, явно с чем-то его поздравляя. Алик даже обиделся.

«Можно подумать, что это Рыжий только что сдал своих ребят, с которыми прослужил почти год, и согласился вести бандитов».

Склады они разграбили и сожгли через неделю. На постах стояли пацаны не из их роты. Правда, среди убитых Алик узнал одного сержанта, когда вытаскивал из-под его еще дергающегося тела автомат.

Шли недели.

Алик или Ахмед, как его теперь стали называть, жил в лагере, учил чеченский и арабский языки, читал Коран, пока, правда, в русском переводе, ваххабитскую литературу о зверствах русских войск в Кавказских войнах. Понемногу он привык к новому повороту в своей жизни. Старался не только не говорить, но и не думать по-русски. Порой даже удивлялся себе: его не мучила совесть, ему не вспоминалось прошлое, детство, техникум, даже сны о доме не снились. Разум вслед за телом постепенно приспосабливался и обживался в новой личине.

В нехитрые обязанности Алика входила работа по хозяйству и охрана лагеря, когда бандиты, как они говорили, уходили «на вайну». Их отряд состоял всего из семнадцати человек и промышлял обычным разбоем, участвовал в перепродаже людей, торговле наркотиками, время от времени устраивая мелкие подлости федеральным войскам.

За время пребывания в банде новоиспеченный ваххабит участвовал еще в одной боевой операции. Незадолго до обрезания к нему подошел Рыжий Бек и предупредил, что завтра надо будет идти на дело. Странно, но Алик не испугался, а чуть ли не обрадовался этой новости, неделями сидеть в горах было скучно.

Они устроили засаду недалеко от районного центра. Федералов в поселке фактически не было, всего два блокпоста да местная милиция, которой командовал родной дядька Муссы.

Ждали часа три. Жаркое южное солнце, казалось, добела раскалило камни, высохшая до прозрачности трава готова была вспыхнуть от малейшей искорки, ствол автомата обжигал руки. Пот, выкипевший в первые полтора часа, блестел, как мелкая изморозь, на рубахах, разгрузочных жилетах и кепках.

Сначала показалось небольшое облачко пыли, потом послышалось тарахтение двигателя, и вот из-за поворота вынырнула большая крытая машина.

«Урал» расстреляли в упор. Алик не сачковал, старался целиться в кабину. Убили прапорщика и двух солдат. В кузове оказалось зимнее обмундирование, и это расстроило бандитов. Забрав оружие и документы убитых, прихватив несколько тюков с бушлатами и мешок в обувью, банда ушла в горы, оставив остальное на разграбление местным жителям, которые появились, едва смолкли последние выстрелы.

По возвращении в лагерь Рыжий Бек похвалил Алика:

— Я, брат, сегодня вообще не стрелял, я за тобой наблюдал. Молодец! Ссать перестал. Прапора ты классно уложил.

Алик вздрогнул.

— Ничего, братан, еще пару усилий, и джигитом станешь. А там, глядишь, примешь ислам, вообще в командиры выбьешься. Ты же сам видишь, у нас все по справедливости. А потом, — весело хлопнув Гузова по плечу, засмеялся Бек, — найдем тебе горяночку, ты у нас жених видный. Блондинистый вайнах. А что? На Кавказе не только мужики на беленьких западают, но и девки тоже. Меня в кунаки возьмешь?

Вообще Рыжий Бек был для Алика кем-то вроде крестного отца. Он часто говорил с ним, помогал с чеченским, иногда заставлял вспоминать английский, который, как отметил про себя Альберт, Бек знал не хуже преподавателей из техникума. Они подолгу беседовали о сути и преимуществах мусульманской веры, необходимости и праведности джихада, о неизбежной всемирной победе ислама над христианами и иудеями. Бек однажды проговорился, что закончил медресе в Баку и полгода жил в Афганистане.

— Да, Чечня — всего лишь малый очажок большого пожара, в котором скоро погибнет весь западный мир, — любил повторять Рыжий. — Из этого пожара восстанет, как феникс из пепла, священная мировая империя, где будут счастливо жить люди разных национальностей, с разным цветом кожи, но верующие в единого Аллаха и его пророка Мухаммеда. Кто не захочет внять разуму или же будет слишком цепляться за свои мерзкие мировые ценности, неизбежно погибнет. Аллах наделил человека разумом и волей, так пусть каждый сделает свой выбор — верный путь пророка и вечное блаженство или позорная смерть от вездесущей руки правоверного.