Борис Григорьев - Рассекречено внешней разведкой

На следующий день выдалась прекрасная солнечная погода, и немецкие друзья пригласили Абеля, вместе с ним и меня с женой, на прогулку по воде вокруг Берлина. Мы также посетили дом-музей Тельмана, как он в то время назывался. Именно здесь состоял ось последнее заседание ЦК Компартии Германии с участием Тельмана. К этому ничем не примечательному маленькому деревянному домику, расположенному у самой воды, мы приплыли на небольшом прогулочного типа теплоходе, наслаждаясь зрелищем живописных зеленых берегов озер и многочисленных каналов, опоясывающих город. Приятных впечатлений от той прогулки было много, но, конечно, самое большое удовольствие мы получили от общения с Рудольфом Ивановичем.

Это пребывание Рудольфа Ивановича Абеля в Берлине было не последним. Спустя два года он снова прибудет туда, где ему в торжественной обстановке министром государственной безопасности Эрихом Мильке будет вручен диплом почетного доктора юриспруденции.

После моего возвращения в конце 1967 года в Москву наши встречи с Р.И. Абелем стали практически повседневными. Когда я возглавлял отдел по подготовке нелегалов, я постоянно обращался к нему с просьбами встретиться, побеседовать с будущими разведчиками. Такие встречи для них имели огромное значение, прежде всего в воспитательном плане, способствовали их морально-психологической закалке, выработке стойкости, гордости за выбранную профессию. А собеседником, в особенности когда разговор велся с глазу на глаз, Рудольф Иванович был редким. Широта его мышления, убежденность, эрудиция, любовь к людям, наконец, сама манера вести беседу, буквально завораживали.

Эта совместная работа сблизила нас и в личном плане. И мне приятно, что на моем пятидесятилетии в числе гостей были и Рудольф Иванович с Еленой Степановной. Их подарок — картина Абеля «Осенняя мозаика» с его дарственной надписью — и сегодня украшает мою квартиру. В конце 1970 года наши встречи прервались, так как я вновь уехал работать за границу.

Последняя моя встреча с Рудольфом Ивановичем была печальной. Очередной мой отпуск поздней осенью 1971 года совпал по времени с его болезнью и кончиной.

Умер Рудольф Иванович 15 ноября 1971 года. По просьбе жены Елены Степановны и дочери Эвелины он был похоронен на Донском кладбище рядом с могилой его родителей. Спустя два года умерла и Елена Степановна. Нет в живых и многих других из тех, о ком я рассказал. Разбился на вертолете в 1977 году Пауэрс. Умер Донован. Погиб в автомобильной катастрофе Хэйханен. Ушел из жизни Н.А. Корзников. Умер Кляйнюнг.

Возвращаясь мысленно в прошлое, я благодарен судьбе за то, что мне выпало счастье встретить на своем пути такого неординарного человека, каким был Рудольф Иванович Абель, а теперь и рассказать о нем людям. Его уникальность определялась не только его духовным богатством, но и диапазоном жизненных интересов. Юрист по образованию, превосходный лингвист, профессиональный радист и фотограф — все это позволило ему стать незаурядным разведчиком, много сделавшим для своей страны. Рудольф Иванович находил также время и для серьезных занятий математикой и астрономией, физикой и химией, играл на многих музыкальных инструментах. Увлекался живописью и графикой.

При встречах с будущими разведчиками, когда мне задают вопрос о том, что сделал Абель как разведчик, я, проводя аналогию между поведением Р.И. Абеля в экстремальных условиях в США (арест, следствие, процесс, тюрьма) и поведением Ф.Э. Дзержинского в Седлецкой пересыльной тюрьме в 1890 году, стараюсь все же выделить то особенное и главное, что принесло Абелю известность.

Один из современников Дзержинского в своих воспоминаниях рассказывает, что вместе с ним в тюрьме находился некий Антон Россол, сын известного польского социал-демократа, на квартире у которого не раз скрывался Дзержинский. В тюрьме у Антона открылось кровохарканье. Он все время лежал, не поднимая головы. И вот однажды, когда заключенные вернулись в камеру после очередной прогулки, Антон поделился с Дзержинским своей мечтой: еще хотя бы раз в жизни, увидеть солнце и вдохнуть свежий воздух. На следующий день, когда был объявлен выход на прогулку, Дзержинский, никому ничего не говоря, подошел к Антону, поднял его, взвалил на спину и вместе с ним направился к выходу. Охранники попытались было возражать, но, столкнувшись с решительным отпором, вынуждены были ретироваться. Так продолжалось в течение всего лета. Дзержинский, сам будучи больным, регулярно выносил Россола на прогулку. И вот, давая оценку этому простому, человеческому поступку, автор воспоминаний говорит, что если бы за всю свою жизнь Ф.Э. Дзержинский не сделал ничего другого, кроме того, что он сделал для Антона Россола, то и тогда люди должны были бы поставить ему памятник.

Думаю, что такая оценка в полной мере применима и к Р.И. Абелю, чье имя навсегда вошло в историю разведки, стало символом стойкости и мужества, силы воли и патриотизма. Несмотря ни на какие посулы, Рудольф Иванович стойко перенес все выпавшие на его долю тяготы и испытания, остался верен Родине, возвысив тем самым нравственный облик советской разведки.

Настал день, когда я с разовым пропуском оказался в пятом подъезде учреждения, о котором одни говорили с глубоким уважением, другие — со страхом и слезами на глазах. К последним чаще всего относились все те, кто не по своей воле побывал в этих малоизвестных для простого люда кабинетах. Лично я об этом ведомстве в ту пору знал очень мало. С большим волнением и настороженностью открыл массивную дверь подъезда дома на площади Дзержинского. За дверью меня обдало не тем воздухом, которым я дышал во владениях НКВД и МВД на Кузнецком мосту, а затем на Смоленской площади. Душа бывшего гвардейца сразу почувствовала военный стиль жизни нового ведомства: все на своем месте, ничего лишнего, повсюду чистота и порядок.

Кабинет начальника Спецуправления. Новобранцев принимал полковник Александр Михайлович Коротков, высокий человек со спортивной фигурой, много лет проведший на нелегальной работе в фашистском логове. Сосредоточенные умные глаза Александра Михайловича пробежали по нашим лицам. Доброжелательная улыбка и спокойный грудной голос как-то сразу расположили нас к этому человеку. Несколько фраз он сказал на чистом немецком языке, и это еще больше подняло наше уважение и симпатии к нему. Кратко ознакомив с характером работы Спецуправления, Коротков сообщил о направлении нас на трехмесячные курсы для овладения премудростями разведывательного искусства. В заключение беседы Александр Михайлович пожелал успехов и проводил всех до двери, а меня попросил остаться.