Кэтрин Хайд - Заплати другому

– Тревор, подожди в машине, – тихо сказала Арлин и вновь поднялась к Рубену на крыльцо.

Встала до странности близко. Упование тяжко сдавило Рубену грудь. Представление, будто он способен выразить то, что ему открылось, уже ушло, и все же иного выхода, как постараться, у него не было.

– Когда вы впервые познакомились со мной. И еще подумали, что я смотрю на вас свысока. Просто хочу, чтобы вы кое-что поняли.

Она терпеливо ждала, слегка повернувшись к нему. В ней брезжила такая дивная надежда. Она не испытывала к нему неприязни. Просто хотела понравиться ему. Это у нее было на лице написано.

– Знакомиться, встречаться с людьми мне тяжело. Я очень чувствителен к… Вот. Склонен думать, что вызываю у людей отвращение. Нет, в самом деле. Но. Я защищался. Вот что я стараюсь объяснить. Я не смотрел на вас высокомерно. Я оборонялся, поскольку считал, что вы взираете на меня свысока.

– Правда? – Обнаженный до нервов, неосторожный вопрос.

– Правда.

– Ну, спасибо вам. Это приятно. – Она двинулась к перилам крыльца, глянула на машину и ждущего сына. – Нет, правда, приятно. Я ценю то, что вы сказали. По правде, как-то смешно выходит. То есть стоим вот, а от нас друг на друга только холодом веет. Вы не считаете меня глупенькой? Серьезно?

– Совсем нет.

– Я не так хорошо говорю, как вы. Не так складно, я имею в виду. А могла бы, думается. Я знаю, как полагается говорить. Просто вроде как отвыкла. Может, вы бы пришли к нам опять как-нибудь вечером поужинать?

– Может быть.

«Может быть?» – Рубен сам подивился, услышав, что произнес. Может быть. Вообще-то ему хотелось сказать «нет». Теперь, когда она обратила на него свой взор, по-детски полный надежды, когда она польщена, что завоевала одобрение, он уже не мог держаться вдали от нее.

Какое-то время она пристально смотрела на него, потом решительно направилась к машине и уехала, не сказав ни слова.

«Вот так. Такие вот дела, – подумал Рубен, сознание которого оказалось в плену своего рода смиренной иронии. – Так оно было, так оно и будет».

Какое ж облегчение – знать, что ничто и никогда на самом деле не меняется!

Мой друг Лу из Цинциннати был геем. Иногда, вечерком, мы с ним выбирались куда-нибудь выпить пива и поболтать о том, как идут дела и что у кого не клеится. У Лу-то не клеилось потому, что была у него дурная привычка липнуть к парням, которые этим не занимались. Не были гея, то есть. А у меня не клеилось со своей тягой, чтобы меня… какое слово я подыскиваю?..Избрала, сделала другом, узнала и поняла привлекательная женщина, которой я понравился и которая сочла бы меня надежным. Надежным. Ведь именно таким каждый одинокий мужчина, половой лишенец, хочет, чтобы видела его женщина, верно? Надежным. Меня просили сводить в кино, на ужин. В точности похоже на ухаживание. Если чем и отличалось от ухаживания, то бы хотел я, чтобы кто-нибудь объяснил – чем. В конце вечера я получал поцелуй в щеку. Всегда – в одну и ту же щеку.

Гормоны бурлили. Во мне, то есть. И как раз в то время, когда я бывал безнадежно, без памяти влюблен и с трудом скрывал это, она выговаривала нечто вроде такого: «Ты мне нравишься как друг, Рубен. У нас такая славная дружба. Давай не портить ее». Славные женщины (в большинстве своем), так что мне приходилось считать, что они просто не представляли себе, насколько были жестоки. Ведь сиди хотя бы в одной из них чудовище, способное нарочно бить так подло, думаю, я бы это понял.

Короче, в тот вечер мы с Лу пивком баловались. Я тогда еще даже не знал, что он гей. Я рассказывал про себя, из того, что полегче, из давнего прошлого, менее болезненное. То, над чем можно и посмеяться немного, поскольку оно уже отгремело.

– Ты понятия не имеешь, что значит чувствовать такое, – говорил я, не сознавая, кому я это говорю. – Никто не понимает. Проникнуться до глубины души к кому-то и узнать, что им твои чувства совершенно отвратительны.

И Лу засмеялся, заказал еще по пиву и рассказал мне про себя. Вот тогда я и узнал. И понял к тому же, что ему известно, как чувствовать такое.

– С чего тебя на нормальных-то ребят тянет? – спросил я.

Лу плечами пожал:

– Не знаю. Просто их до чертовой матери больше вокруг.

Я надолго замолк, а потом сказал:

– Лу. Ты ж меня не имел в виду, а? Ты ж не к тому речь вел, будто ко мне теми самыми чувствами проникся?

Не то чтобы мне стало бы мерзко, если так оно и было (дружить бы с ним я, разумеется, перестал), но мне нужно было знать, быть уверенным, что я не бесчувственен, сам того не понимая.

– Черт, Руб, нет, – ответил он. – Ты, на мой вкус, несколько безобразен. По-моему, мы должны просто оставаться друзьями.

– Что ж, отлично. Иное было бы гадко.

Мы тогда выдавили из себя улыбки, и переливы его смеха звучали до того забавно и глупо, что понуждали меня хохотать только для того, чтобы услышать их. Я пытался остановиться, но, когда я уже взял себя в руки, Лу вновь залился и мы расхохотались с ним по новой.

А потом вдруг посерьезнели разом, на меня навалилась такая усталость, какой я в жизни не испытывал, захотелось пойти домой. Словно бы ни с того ни с сего я осознал: ни черта в этом нет забавного.

Тем бы все и закончилось тихо-мирно, если бы вечером следующего четверга он не столкнулся с ней на рынке. Просто встал в длинную очередь в кассу с мороженым, с упаковками полуфабрикатов для ужина на скорую руку и вдруг обнаружил, что смотрит ей в затылок.

Рубену думалось, будто можно тихо смотреть кому-то в затылок, оставаясь незамеченным, но он оказался явно не прав, поскольку Арлин тут же обернулась.

– А-а, вы, – произнесла она. И все. Снова отвернулась, и оба они томились в мучительном молчании, завороженно следя за простыми движениями Терри и Мэтта, которые проводили товары через кассу и паковали их.

На выходе из магазина она мимолетно глянула на Рубена через плечо.

Потом вышла, и он вздохнул глубоко, как человек, выбравшийся на свободу из могилы, избавившийся от неминуемой опасности.

Он увидел ее на стоянке: поджидала, опершись о его машину.

– Знаете, в чем ваш недостаток? – Спросила прежняя Арлин, и у Рубена на душе стало легче от ее возвращения, той маленькой шаровой молнии негодования, всегда готовой дать ему нагоняй то за одно, то за другое.

– Нет. Не знаю. В чем мой недостаток?

– В том, что вы уж очень торопитесь думать, будто никому не нужны, вы никому даже возможности такой не оставляете. Я не успела бы вас отвергнуть, если б попыталась. Вы для меня слишком быстры.

– Благодарю вас, Арлин. Очень познавательно.

Он пошел к водительской дверце, и она, как он и рассчитывал, отстранилась от машины, уступила дорогу. Рубен положил купленное на пассажирское сиденье, сел за руль и захлопнул дверцу. Только Арлин не ушла. Она стояла возле окна, пока заводился движок, и, прежде чем Рубен успел отъехать, постучала в стекло.