Норман Льюис - Бегство от мрачного экватора. Голоса старого моря

— Да, верно, вас тогда не было, — вспомнил Харгрейв. — Он сказал, что вызовет комиссию из Боготы ля расследования причин трагедии на руднике. Он считает, что действия некоторых иностранцев наносят ущерб интересам страны.

— Но как он посмел, ведь Уильямс пользуется поддержкой Лопеса!

— Не знаю, но в любом случае я не хотел бы оказаться на его месте. После того как он проворонил свой джип, ему больше не получить таких номеров.

— Кажется, процессия приближается, — сказал Хоуэл.

В дальнем конце площади над толпой затрепетали хоругви, оркестр визгливо надрывался ритмичной музыкой из «Аиды».

— Что-то я не вижу ни калек, отбрасывающих костыли, ни юродивых…

— Лопес все это пресек, — объяснил Харгрейв. — Он просто помешался на собственной безопасности.

Похоже, сегодня будет скучновато.

Определив по экспонометру освещенность, он стал устанавливать выдержку и диафрагму фотоаппарата.

— Не хочешь пощелкать? — спросил он Лиз.

— Нет, — ответила она. — Я не буду снимать. Неохота возиться.

— Может быть, ты никогда больше не увидишь такого средневекового зрелища.

— Я знаю, — согласилась она, — но, сказать по правде, меня это не волнует. Сейчас я хочу только одного — улететь отсюда.

— Мы можем уйти, — предложил Хоуэл, — только вот такси не ходят. Пешком через толпу не пробиться.

— Никакой спешки нет, — сказала Лиз. — Я согласна посидеть тут, пока Седрик фотографирует. Просто почему-то этот спектакль меня не трогает, вот и все.

— Хорошо, — отозвался Харгрейв. — Я сделаю один-два снимка, а затем мы поедем в аэропорт. Торопиться тоже смысла нет.

— А нам не удастся хоть краешком глаза посмотреть, как Лопес будет захватывать власть? — спросил Хоуэл.

— Мы все уже видели, — сказал Харгрейв. — Это произошло на наших глазах, вы просто не заметили.

Лопес уже президент, только непровозглашенный.

В наше время латиноамериканские перевороты совершаются легко и стремительно. Мне кажется, Уильямс на самом деле рискует, правда?

Над домами у дальней от трибун стороне площади появилась «Чессна», она пикировала прямо на крыши.

Опустившись ниже подъемного крапа, который стоял возле недостроенного небоскреба, самолет круто забрал вверх, сделал странный, замедленный вираж — из-под фюзеляжа выбивался желтый свет — и тут мотор «Чессны» заглох, снова взревел, потом закашлял.

— Это ведь опасно, да? — сказала Лиз. — Вы думаете, у него неполадки?

— Вполне возможно. Очень похоже, что неполадки.

Самолет развернулся и ушел за недостроенный небоскреб, затем появился снова, мотор издавал отдельные хлопки. Затем послышался его предсмертный рев, и самолет упал, будто натолкнувшись на стену. В тот момент, когда «Чессна» грохнулась о землю, Хоуэл почувствовал, как под ним вздрогнуло кресло. Лиз вскрикнула. Над домами поднялись два клуба дыма.

Уильямс умер сразу после того, как самолет рухнул на узкую улочку, параллельную Калье Анимас — так называлась главная улица. Шеф полиции Арана — он также находился в «Чессне» — умер через полчаса, не приходя в сознание. Полет был последним проявлением той педантичности, благодаря которой Арана за десять лет превратился из рядового инспектора полиции нравов в самого могущественного, после губернатора, человека. Приказ о возвращении вертолетов, предоставленных Лопесу, был получен, как назло, за день до процессии, поэтому Арана обратился к Уильямсу с просьбой обследовать крыши домов в последний момент перед церемонией — в этот день людям запретили там появляться.

Капитан Наварро, заместитель Арапы, видел, что происходит с самолетом, и сразу понял, что это диверсия. В это самое время один из подчиненных доложил капитану о появлении в соборе подозрительного субъекта, но Наварра решил ничего не предпринимать — он был человеком осторожным, повышение получил совсем недавно и не собирался рисковать своей карьерой. Наварро и в голову бы не пришло войти в собор с группой вооруженных людей без четкого приказа Арапы. Теперь Арана был мертв — капитан почти не сомневался в его гибели. Оп решил послать туда человека в штатском, дав ему указание ни при каких обстоятельствах не открывать огонь внутри собора. Затем Наварро стал беспокоиться, не навредил ли он своей карьере. Тайная полиция служила объектом ненависти для полиции обычной, а Наварро, хоть и относился формально к последней, имел врагов в обоих лагерях Фигероа наблюдал за развитием событий с крыши банка на Калье Анимас, и гибель «Чессны» произошла прямо на его глазах. Полковник видел, как в последний момент самолет попытался сесть на узкую улочку, словно был гигантской стрекозой, ко ему начисто снесло крылья, а фюзеляж оставался поразительно целым, пока его не разорвало на куски при взрыве бака с горючим. Через пять минут появился посыльный и доложил, что в самолете находился полковник Арана, а Фигероа спокойным тоном сделал ему замечание за то, что тот нечетко отдал честь.

Фигероа понял, что вся ситуация необратимо изменилась. Он чуть ли не физически ощутил начало сдвигов в расстановке сил. С гибелью Араны период политического равновесия кончился, и Фигероа знал: кто бы ни занял теперь пост шефа полиции, этот человек унаследует слабую власть, но сильную ненависть.

Фигероа находился примерно на одинаковом расстоянии от места трагического происшествия, где люди пытались что-то вытащить из-под горящих обломков — по-видимому, тела, — и от суматохи на площади, которую вот-вот собиралась покинуть процессия, возвращавшаяся в собор. Полный сознания собственного могущества, полковник почувствовал себя олимпийцем. Сейчас, когда пушки Фигероа были нацелены на центр города, в его руках находилась судьба не только Лос-Ремедиоса, но и всей нации. Снова появился посыльный, он сообщил полковнику, что личная гвардия Лопеса, Третья рота, как ее называли, уходит с отведенных ей позиций и занимает оборону на площади Виктории. Для Фигероа перемещение гвардии могло означать только одно. Этот отряд, игравший в Лос-Ремедиосе роль СС, подчинялся непосредственно Аране, и теперь, когда их командир погиб, гвардейцы превратились в стадо заблудших овец, а горожане и войска гарнизона, терпевшие до сих пор их бесчинства, спешили свести с ними счеты.

Уже час шествовал генерал Лопес в составе процессии, и успел устать от необычно медленного шага.

Ряд незначительных казусов нарушил размеренное течение событий. Через пять минут после выхода из собора одна из престарелых дам с подсвечником упала в обморок, и головная часть процессии с оркестром впереди оторвалась от хвоста, который отстал из-за сумятицы, вызванной этим происшествием. Затем появление низко летящего самолета Уильямса за минуту до его падения напугало двух лошадей, и они сбросили с себя аллегорические фигуры Правосудия и Свободы.