Ха Кхань Линь - Девушка из бара

— Еще несколько дней? — изумилась Тхюи. — Ты забыла, что мы работаем по найму?

— Нет, не забыла, но в том-то и дело: раз мы работаем по найму, мы должны твердо проводить свою линию в определенной ситуации.

Обе замолчали, не спеша шагая по улице.

О чем это говорит Банг? На что намекает? Может быть, она хочет сказать, что бывают моменты, когда следует платить хозяевам той же монетой? Она забыла, что ли, как обошлась с Тхюи мадам Жаклин, — ведь Тхюи рассказывала ей об этом! Все эти хозяева на один лад. Вести свою линию — это значит прямо заявить, как в свое время сделала Тхюи, что она не способна воровать? Проводить свою линию — это значит прямо в глаза сказать хозяйке, что она не имеет права оскорблять достоинство тех, кто работает у нее: но ведь именно так она и поступила, когда служила у мадам Жаклин! И к чему это привело? Ее выгнали с работы, лишили крова, пришлось жить буквально на улице и целыми днями таскать воду, чтобы не умереть с голоду. Уметь постоять за себя в определенной ситуации… Как это понимать? Что она могла сделать тогда, когда оказалась в кабале у ростовщицы, мадам Ванг, и должна была спасать больного братишку? Разве могла она каким-либо способом избавиться от уплаты долга? Как она должна была поступить, когда Ванг залепила ей пощечину? Чтобы выплатить долг и не дать брату погибнуть, она вынуждена была поступить в бар. А теперь, выходит, она должна опять бросить вызов хозяйке — не выходить на работу, не обращая внимания на ее брань… Нет, тут что-то не так. Если уж говорить о твердой линии поведения, об умении постоять за себя, то она, Тхюи, пыталась уже постоять за себя. А какой от этого толк! И может, в результате она снова окажется на улице? Выгонят из бара — и кончено дело! И опять придется скитаться в поисках работы и всюду получать от ворот поворот… Да, от горькой правды никуда не скроешься… Перед Тхюи открылся во всей неприглядности пройденный ею короткий жизненный путь — чем дальше, тем хуже, тем больше позора. Тошно даже думать об этом. Тхюи закрыла лицо руками, и у нее опять закружилась голова. Что же может быть позорнее, чем ублажать клиентов в баре? Дальше некуда! А впрочем, что толку терзать себя… Тхюи резко повернулась к подруге. Глаза у нее были злые.

— А теперь послушай, что я тебе скажу, Банг! Я ненавижу все эти далекие от жизни теории! Ненавижу эти красивенькие слова! Ведь если бы я послушалась твоего совета, брату снова пришлось бы голодать, а мне — пойти по миру! — Она с трудом сдерживала ярость.

— Ты меня не поняла, Тхюи, — сказала Банг мягко, вглядываясь в лицо подруги с нескрываемым удивлением. — Не каждую теорию следует отметать. Не надо пренебрегать теорией, если она указывает нам выход из тупика. Постарайся выслушать меня спокойно. — Банг придвинулась поближе к подруге и крепко сжала ее горячую руку, — Ты когда-нибудь задумывалась над тем, что будешь делать, если придется уйти из бара? Только говори правду!..

Банг почувствовала, как задрожала рука Тхюи. От волнения? От гнева? От ненависти? А может быть, она возненавидела ее, Банг, за все эти «теории»?

Тхюи молчала.

Мимо них шли люди с усталыми, безрадостными лицами. Казалось, им неуютно в этом мире, как неуютно голодному псу возле остывшего, заброшенного очага. Одни шли мимо, другие навстречу — усталые, равнодушные, отчаявшиеся…

— А ты сама задумывалась когда-нибудь об этом? — вдруг в упор спросила Тхюи.

— Конечно! Я не зря тебя спросила: мне захотелось узнать, что у нас с тобой общего, сможем ли мы найти общий язык.

— Что у нас с тобой общего? — машинально повторила Тхюи. А потом решительно сказала: — Хочешь знать правду? Очень мало общего! У тебя есть отец, ты живешь с ним под одной крышей. А я… Мне бы только вывести в люди братишку, а там я сама решу, как мне дальше быть… У меня никого нет на белом свете, кроме братишки, никого! Да разве тебе это понять?

У Тхюи снова закружилась голова — от волнения, от обиды, от злости на эту постылую жизнь. Стоит ли дорожить такой жизнью? А может, и в самом деле надо отомстить обидчикам? Что ж у нее хватило бы решимости! Она готова покончить с такой мерзкой жизнью одним взмахом ножа.

— Знаешь, Банг, я не раз пыталась протестовать, хотела постоять за себя, и теперь сыта по горло этими бессмысленными протестами! Хватит! Каждый раз я терпела поражение. Если бы ты знала, как ненавистна мне эта жизнь, я не могу передать тебе словами, как мне она ненавистна, — сказала Тхюи чужим, изменившимся голосом, от которого у Банг мурашки побежали по спине. Банг показалось, что земля уходит у нее из-под ног. Отчего это проспект Йен Бай вдруг стал совсем незнакомым, каким-то другим? Все вокруг неожиданно приобрело какие-то теплые, мягкие очертания, словно мгновенно выветрился мерзкий запах, который шел от ящиков с уличными отбросами, исчез тошнотворный запах мускуса, смешавшийся с ароматом духов, запах проституток, которые прохаживались здесь, словно улетучилась вонь от американских бронетранспортеров, ежеминутно проносившихся по проспекту. Последние слова Тхюи прозвучали в ушах Банг как разрыв снаряда.

Понимая, что сейчас она вряд ли найдет слова, которые сразу дойдут до сознания Тхюи, Банг заговорила тихим, срывающимся от волнения голосом:

— Дорогая Тхюи, твои слова — это крик моей собственной души, ты сейчас высказала сокровенные мысли прежней Банг. Я ведь тоже проклинала эту жизнь самыми последними словами, я ненавидела ее. Разве можно это назвать жизнью? Мерзкое общество, в котором мы живем, изуродовало нашу жизнь, растоптало все наши мечты! Оно загнало нас в тупик, втоптало в грязь, обрекло на позор и унижения! Мы барахтаемся во всей этой мерзости не по своей вине…

— И никогда из нее не выберемся, — мрачно добавила Тхюи.

— Нет, — решительно возразила Банг, — непременно выберемся. Мы отыщем иной путь, впереди нас еще ждут светлые дни.

Тхюи остановилась и изумленно посмотрела на Банг.

— Ты говоришь всерьез? Мы отыщем иной путь? А ты знаешь, где он? Нет его, этого пути, нет!

Тхюи подержала Банг за руку, потом устремилась вперед своей легкой, грациозной походкой, говоря на ходу:

— Никто на свете не может мне помочь… Никто… кроме… кроме моих родителей, если только они когда-нибудь вернутся сюда, чтобы вытащить меня из этой грязи. Только в них я и верю! Кстати, ты знаешь, где они? — Тхюи наклонилась к уху Банг, хотя до этой минуты она говорила достаточно громко, не обращая внимания на любопытные взгляды прохожих.

— В самом деле, где твой отец, Тхюи?

— На той стороне!

Банг всегда считала, что ее жизнь невыносима. Но жизненные невзгоды Тхюи так глубоко ее потрясли, что она поняла: на долю Тхюи выпали куда более тяжкие испытания.