Лия Флеминг - Девушка под сенью оливы [litres]

От еврейского квартала и вовсе ничего не осталось. Сейчас на этих улицах множество бутиков, сувенирных лавок, торгующих всякими приманками для туристов, а также ювелирные мастерские, где можно при желании приобрести очень красивые ювелирные изделия и драгоценные камни. И, само собой, бесчисленное количество кофеен и таверн на любой вкус и в любое время дня и ночи. Мне захотелось купить какую-нибудь памятную вещицу в подарок Лоис, что-нибудь исключительно местное. В знак благодарности за то, что она привезла меня на Крит. Хороший предлог, чтобы покинуть ресторан.

– Пойду немного прогуляюсь! – объявила я, поднимаясь. – Буду ждать вас возле машины у бухты.

– Смотри не заблудись! – немедленно встревожилась Лоис. Будь ее воля, она держала бы меня на привязи подле себя.

– Я с тобой! – подхватился Алекс. – Прослежу, чтобы она не потерялась, – сказал он матери.

Я уже собралась сообщить своим драгоценным родственничкам, что, слава богу, пока еще не выжила из ума, но вовремя прикусила язык, ограничившись лишь коротким «спасибо» и вежливой улыбкой.

На улице я рассказала Алексу о цели своей прогулки, и мы отправились на самую оживленную торговую улицу, где, влившись в поток других туристов, занятых приобретением сувениров, стали рассматривать всё подряд: ожерелья, серьги, браслеты, расписные шарфы и кашне, подарочные упаковки оливкового масла. И тут мой взгляд упал на знак на одной из стен, указывающий на синагогу.

– Давай подойдем ближе, – предложила я мальчугану.

Мы спустились вниз по аллее к зданию синагоги, огороженному со всех сторон оградой. Деревянные ворота были уже заперты. Рядом висела доска объявлений, на которой было прикноплено несколько листков с расписанием служб. Чуть ниже сообщалось время открытия синагоги.

Мне обязательно нужно наведаться сюда до отъезда, решила я про себя. В память об Йоланде, моей дорогой и верной подруге.

– Тетя Пен, что ты уставилась на эту стену? – простодушно спросил у меня Алекс.

– Вспоминала. Неподалеку от этого места когда-то жила моя самая близкая подруга, – рассеянно ответила я, возвращаясь в день сегодняшний.

– А где она сейчас?

– Она погибла во время войны, как и много других моих друзей, – коротко ответила я, не вдаваясь в подробности. Зачем ребенку знать об ужасной судьбе Йоланды? – Эта церковь называется синагогой. Моя подруга была еврейкой и посещала эту церковь.

Я помнила эту синагогу еще в руинах. Но после войны ее отстроили заново. Зато вторая, та, в которую обычно ходили Маркосы, исчезла бесследно.

– Пошли дальше, Алекс. Ты не забыл, что мы ищем подарок для мамы?

– Ей тут понравились в одном месте деревянные четки. Она их долго рассматривала. Я покажу тебе эту лавку.

Какое счастье, что рядом со мной в эту минуту есть Алекс, подумала я. Какое счастье, что у нас есть дело, нужное дело, которое отвлекает от невеселых мыслей о прошлом. Прошлое нельзя изменить, но оно – увы! – цепко держится за человека, не отпуская прочь, несмотря на все зримые перемены в окружающей жизни. И вот оно снова обступило меня со всех сторон и сомкнулось, образовав сплошную стену. Ведь именно в этом самом месте, на этой самой улице лично для меня приоткрылась завеса тайны и я осознала, почему осталась на Крите и почему потом никогда не хотела вернуться сюда снова. И чем больше я пялила глаза на произошедшие вокруг перемены, тем сильнее толкала меня память назад, в прошлое, туда, где хранятся мои самые черные воспоминания, которыми я никогда и ни с кем не делилась. Трудно поверить, что когда-то эта улица, сверкающая огнями рекламы, шумная, многолюдная, нарядная, была улицей смерти и отчаяния.

После похищения генерала Крейпе и последующей эвакуации его в Египет (о чем большинство жителей Крита, разумеется, даже и не подозревали), настроения в обществе резко изменились. В сердцах людей снова затеплилась надежда, проснулась национальная гордость, вернулось чувство собственного достоинства. Оказывается, враг не так уж и силен, с ним можно бороться и его можно даже побеждать. Оккупанты совсем не уверены в собственной безопасности, коль скоро у них из-под носа крадут их же собственных генералов.

Все улицы в городе патрулировались усиленными нарядами солдат. Военные были крайне подозрительны и проверяли документы у всех прохожих подряд. Пенни почти не выходила на улицу. Стелла подхватила где-то сильную простуду, и на Пенни, помимо работы в кофейне, свалились еще все заботы по домашнему хозяйству и по уходу за детьми. Она лишь изредка выбегала в близлежащие лавки за съестными припасами. Люди из уст в уста передавали рассказы о том, как зверствуют немцы, как методично прочесывают горы, как хватают в горных деревнях всех мужчин подряд и потом привозят их в город для последующих допросов в гестапо. Рассказывали и о нападении на отряд Андреаса, и о том, что якобы партизаны отбили удар и ушли. Но подробностей никто не знал.

Пенни чувствовала себя виноватой. В горах от нее сейчас было бы больше проку. Ведь если идут сражения, значит, есть и раненые. Она не видела Йоланду уже несколько месяцев, а написать ей о посещении ее родителей она так и не рискнула. Вряд ли о таком можно рассказать на бумаге, думала она. Уж если она и решится признаться подруге в том, что встречалась с ее родителями, то только в личной беседе, глаза в глаза.

В кофейне все было относительно спокойно. Никаких конспиративных встреч, никаких полуночных совещаний, затягивающихся до самого утра.

В один из дней Пенни отлучилась в обувную мастерскую на соседней улице. Сапожник, который чинил башмаки сидя на пороге собственного дома, был известен в округе тем, что мастерски восстанавливал изношенную обувку, а главное, делал это недорого. А уж если она вознамерилась снова податься в горы, то без крепких ботинок ей никак не обойтись. Еще на подходе к дому сапожника Пенни разглядела возбужденно галдящую толпу народа. Она протиснулась поближе к центру и увидела, как солдат, выхватив из толпы какого-то старика, вытащил его на мостовую, повалил на землю и стал бить ногами.

– А что он сделал? – непонимающе спросила у людей Пенни.

– Ах ты ублюдок поганый! – неистовствовал между тем немец. – Жидяра!

Старик закрывал лицо руками и жалобно причитал:

– Я же вам ничего не сделал!

Подошли и другие солдаты и тоже стали пинать несчастного ногами.

И тут кто-то из толпы не выдержал и крикнул им:

– Свиньи! Вымещаете всё зло на беспомощном старике, потому что не можете найти своего Крейпе!

Солдаты мгновенно повернулись к толпе, а старик, воспользовавшись моментом, быстро подхватился с земли и растворился среди прохожих.