Юрий Рытхэу - Cкитания Анны Одинцовой

Когда Катя впервые увидела Анну, за ее обликом молодой беременной чаучуванской женщины, с лицом, лоснящимся от тонкого слоя несмываемого жира, с короткими блестящими волосами, темным лицом, в кэркэре с приспущенным правым рукавом, она не сразу разглядела ее пронзительные тангитанские синие глаза. Будучи по природе своей человеком добрым. Катя, однако, никак не могла преодолеть в себе возникшую неприязнь. Если бы Анна была своей, луоравэтланкой, на худой конец, эскимоской, не было бы так обидно. Но тангитанка… Вне всякого сомнения, это она взяла и женила на себе Таната, отобрала принадлежавшее другому человеку счастье. Она поступила как настоящая воровка.

Но теперь им придется жить вместе. Так распорядилась судьба. И придется приноравливаться, привыкать к этой жизни, каждый раз подавляя в себе ненависть к тангитанской женщине, терпя горечь в душе и пряча в сердце неутихающую любовь. Катя немного знала русский язык, помнила уроки кочевого учителя Льва Васильевича Беликова. Свое русское имя Катя получила от учителя. Будем тебя называть Катя, сказал тогда Лев Васильевич. Обычно русские имена плохо приживались в чукотской среде, в повседневном обиходе. Ими больше пользовались при общении с русскими, в документах. Но тут случилось так, что данное девочке кочевым учителем имя прижилось сразу, и даже отец стал сразу же называть ее Катей, как только она сообщила ему о своем новом имени.

Когда Ринто позвал ее пройтись по берегу замерзшей речки, Катя и не подозревала, о чем пойдет разговор. По мере того, как до нее доходил смысл сказанного хозяином стойбища, смятенные чувства бурей поднимались в ее растревоженной душе.

— Окончательное слово за тобой, — сказал Ринто. — В чреве Анны растет новый человек, и, если Высшие Силы будут милостивы к тебе и моему сыну, может быть, и у тебя появятся дети…

Дети… Как хотелось Кате иметь детей. В союзе мужчины и женщины для нее это было самым прекрасным и привлекательным. Но позволит ли тангитанская женщина мужу прикоснуться к ней?

— Я всегда помнила, что Танат мне предназначен, — тихо произнесла Катя. — Он всегда жил в моем сердце…

— Ну, вот и хорошо, — с облегчением промолвил Ринто, отпуская девушку.

Предки, казалось, предусмотрели все возможное, чтобы не оставлять в беспомощности человека, а тем более женщину. И это проверено и освящено долгим опытом. Конечно, Танату будет трудно, но он сам выбрал себе эту судьбу.

«29 февраля 1948 года, стойбище Ринто.

Даже в самых смелых своих предположениях я не ожидала, что такое случится именно со мной, и туманный, почти неосязаемый, наблюдаемый лишь в отдалении, как астрономы наблюдают планеты Солнечной системы, древний обычай левирата входит в сердцевину моей собственной жизни! И теперь мне предстоит исследовать внутреннюю, нравственную сторону этой проблемы изнутри. Что касается причин, почему существует обычай, когда мужчина как бы наследует жену умершего или ставшего неспособным брата, или, наоборот, при недостатке женщин, несколько мужчин, чаще всего братьев, живут с одной женой, то здесь, несомненно, на первом плане стоит задача выживания рода, продолжения жизни. Здесь нет никакой мистики, колдовства, хотя внешне это обставлено довольно торжественным и красивым обрядом. Сначала отмечу, что хуже и печальнее всех в этой церемонии выглядел сам жених, но Катя, не скрывала своего счастья, и ее круглое личико сияло не менее выглянувшего, словно специально для освещения этой магической церемонии, яркого зимнего солнца. Ринто облачился в знакомую уже мне шаманскую одежду и сначала в одиночестве простоял на ближайшей вершине с деревянным блюдом жертвоприношений. Я бы много дала, чтобы услышать то что он говорит богам. На каком языке, какими словами он беседует с ними? То, что записано Богоразом и другими исследователями шаманизма, не внушает большого доверия из-за невнятности самого текста. Не может быть, чтобы такой прагматичный народ, как чукчи, в таком жизненно важном деле выражался так иносказательно и туманно. Но на этот раз Ринто ушел в гордом одиночестве. Зато вернулся он в прекрасном настроении, улыбался. На южной стороне яранги он поставил рядом мрачного Таната и сияющую Катю. Отойдя, помочился в снег. То же проделал Танат, а за ним, выпростав все тело из широкого кэркэра, присела в сугроб сама Катя Тонто. Потом Ринто поманил меня. Первое время я несколько стеснялась отправлять естественные потребности на виду у всех, в яранге, но случались дни, когда носа не высунуть на волю, да и постоянное охлаждение нижней части женского тела могло пагубно отразиться на внутренних органах. Я довольно быстро привыкла и даже порой замечала за собой, что наша беседа с мужем идет под аккомпанемент звонкого журчания в широком берестяном сосуде. И тут я последовала примеру Кати Тонто, хотя она с вызывающим любопытством ожидала, как я поступлю в данном случае. В заключение брачной церемонии Ринто обвязал всех нас троих длинным чаатом [38] Чаат — лассо. и произнес такие стихи:

Сейчас между двумя женщинами лежит Танат. Ни он, ни Катя не спят. Я пишу, как всегда высунувшись в холодный чоттагин. Пальцы коченеют, но происшедшее настолько важно, что я не могу оставить это без закрепления на страницах моего научного дневника. Я вспоминаю рассуждения Моргана, Леви-Брюля, Боаса, Маргарет Миид, наших Богораза, Штернберга, Миклухо-Маклая и других о жизни первобытного человека и все более убеждаюсь в том, насколько они далеки от действительности. Прежде всего, неодолимой преградой, непроницаемой завесой стоит высокомерие белого человека, исследователя. Мне кажется, это объясняется тем, что ученый-этнограф являлся неотъемлемым участником колонизации, он шел в том же отряде, который нещадно истреблял местное население, если оно вдруг пыталось противиться непрошеному вторжению в их земли, в их жизнь. Все рассуждения о том, что колонизации были и мягкие, щадящие, гуманные, — все это поздние попытки оправдать жестокость и несправедливость, которые несли в завоеванные земли так называемые первооткрыватели, землепроходцы, отважные путешественники. В приукрашивании преступлений землепроходцев особенно преуспели советские историки. Чего стоят их утверждения о том, что русские казаки несли только свет и улыбку аборигенам Севера! А тем временем они подчистую истребляли местных жителей. Вслед за коровой Стеллера свели с лица земли коренных жителей Камчатского полуострова, а жалкую оставшуюся часть запугали до такой степени, что они напрочь забыли собственный язык. То же самое делалось и в отношении алеутов, тлинкитов и других коренных обитателей Аляски. Русский историк С. Шашков в своих исторических очерках описывает, как тысячи трупов алеутов морским течением прибивало к берегам Камчатки. Потому что алеуты противились хищническому истреблению котиков и других животных на землях, которые веками кормили их. Научное высокомерие, вызванное чувством превосходства колонизаторов, не позволяло ученым-этнографам вставать вровень с исследуемым человеком…»