Кристина Ривуар - Раннее утро. Его звали Бой

— Нет, про Лас-Вегас, про Саратогу. Расскажите-ка нам лучше про Саратогу, дорогой Бой.

— Жаки, — оборвала его тетя Кати, — оставь нас в покое!

— Про игорные дома, Бой, расскажите, например, что испытывает человек, проигрывая в игорном доме.

— Это уж когда как, — начал дядя Бой очень медленно. — В зависимости от того, кто сидит рядом.

— Вот я никогда не играю, — сказал дядя Жаки. — А почему бы мне не начать? Может быть, я бы и выиграл?

— Меня бы это весьма удивило, — сказала Гранэ ледяным тоном.

— Чтобы играть, надо любить риск, — отчеканила Долли, вся дрожа от ярости.

— Надо быть смелым, — поддакнула Зузу Вардино.

— Я вот обожаю рисковать, — сообщила Долли. — И Бой тоже.

— Вы созданы, чтобы понимать друг друга, — сказал господин Жестреза с хитрой усмешкой.

Дядя Жаки был посрамлен. Более того: выведен за скобки. Он оглушительно высморкался и больше не пытался высказываться. Инициативой завладели госпожа де Жестреза и Гранэ. Они начали с новостей из Бордо и с предстоящих бракосочетаний: осенью должны сыграть свадьбу трое друзей дяди Боя. Потом перешли к политике. Тут свой вклад внес господин де Жестреза. Социализм надвигается, как девятый вал. Рабочие ничего не хотят делать. Леон Блюм знай себе ест на золотых сервизах. А Германия дает лживые обещания австрийцам. Поговорили еще о женитьбе принца Уэльского, который перестал быть и принцем Уэльским, и королем Англии, поскольку женился на американке, да еще разведенной.

— Какой удар эта женитьба! — сказала госпожа де Жестреза, и глаза ее увлажнились.

— Король, он всегда король, Маргарет, — смиренно произнес господин де Жестреза. — Надо покоряться его воле.

«Смотри-ка, — подумала я, — так же говорит и папа».

— По-моему, эта женитьба ненадолго, — вставила тетя Кати.

— Я нахожу, что она очень элегантна, эта разведенка, — сказала Зузу Вардино. — Она отлично одевается.

— А как ты ее находишь, Бой? — обратилась к нему Долли.

— Кого? — переспросил дядя Бой.

На этом мои воспоминания о том, что происходило в столовой, заканчиваются. Метрдотель по ошибке налил мне в бокал белого вина. Я сделала первый большой глоток, еще когда дядя Жаки рассказывал о лесных пожарах, подумав, что таким образом мне удастся быстрее избавиться от запаха гари. Потом я выпила, когда он надоедал дяде Бою с Саратогой. И еще — когда говорили про предстоящие свадьбы. И о Леоне Блюме, и об австрийцах, и о короле Англии. В конце концов стены столовой начали раскачиваться передо мной. Великаны Жестреза напоминали мне джинна, явившегося Аладдину. А где же волшебная лампа? Застолье стало смахивать не на пиршество дьявола, а на пир из книги «Веселые феи»; бриллиантовые серьги в ушах Гранэ сверкали, как рубины, и ели мы не дары моря, а медовую кашу графини Берты. На десерт нам подавали вроде бы экзотические фрукты, цедраты, что за нелепое название, какие оно сулит наслаждения? На другом конце стола сидели три дяди Боя, и перед каждым из них стояло по три рюмки. Я думала о том, что он видит то же, что и я: стены, колышущиеся, как стяги на кораблях, и Аладдина, и рубины, и экзотические фрукты. Я понимала, почему он любит вино и шампанское, я чувствовала наше с ним родство еще сильнее, чем обычно. Я закрыла глаза, и все закружилось передо мной, тогда я закрыла лицо руками. Издалека, совсем издалека до меня донесся голос Гранэ:

— Хильдегарда, веди себя прилично!

Я не послушалась ее, просто не могла. Тут раздался скрипучий голос тети Кати:

— Она очень дурно воспитана, эта девочка, сестра моя столько ей позволяет!

Затем послышался голос госпожи де Жестреза:

— Может быть, она хочет спать?

Выдала меня Зузу Вардино:

— Она выпила вина.

— Ты пила вино, Хильдегарда? — почти закричала Гранэ.

— Наказать ее надо! — уже по-настоящему закричала тетя Кати.

Я встала. Я не чувствовала ни ног, ни головы. Между ними колыхалось тело, как клок ваты, как пена, я побежала к террасе, к счастью, не упала, мне повезло. На ослепительно голубом заливе плясали флаги кораблей, и весь залив плясал, но, как ни странно, волн не было. Я прилегла на парапет, снова закрыла глаза. А когда открыла их, передо мной стоял дядя Бой и улыбался:

— Ну что, все хорошо, Креветка?

— Все прекрасно.

— Вкусно было?

— Изумительно.

— Ты — женщина моей жизни.

— Я знаю.

— Хочешь, убежим отсюда?

Я быстро встала. Голова была на месте, ноги тоже.

— Прямо сейчас?

— Если хочешь.

Залив больше не плясал, корабли нормально скользили, только вымпелы на них колыхались, вот и все. Близко от нас стоял «Белый Корабль».

— Яхта вон там, а что если…

— Хочешь покататься? Вдвоем? — спросил дядя Бой.

— Скорее! — ответила я.

Так вот все и получилось. Он меня похитил. Как принц Орландо Йованку. Он забыл фуражку, она осталась в садовом кресле, и не подвернул низ брюк, чтобы войти в воду. Я была у него на руках. Как вкусно от него пахло! Он перенес меня на яхту и отвязал веревку, с помощью которой она держалась на мертвом якоре, какое мрачное словосочетание — мертвый якорь. Хорошо хоть он остался там, у берега. Мотор заработал сразу. В путь, Креветка! Дядя Бой взялся за руль, и мы оглянулись, чтобы посмотреть, что происходит в «Гортензиях». Ничего. Ни единого силуэта. Тетя Кати продолжала свою тираду о том, как плохо мама меня воспитывает, или, может быть, уже перешла на папу. А госпожа де Жестреза опять вспомнила про принца Уэльского, который перестал быть королем Англии. И никаких редкостных фруктов, никаких цедратов. Подавали, оказывается, обычный десерт, крем Шантийи, на блюдечках. Как все это было теперь далеко! Дядя Бой догадался надеть под брюки плавки. А я не подумала о том, что нужно взять купальный костюм.

— У тебя не хватает воображения, Креветка.

— Что, я могу остаться в трусиках?

— Ну конечно, они очень красивые, твои трусики.

— А потом, когда искупаемся?

— Ты будешь купаться в трусиках.

— А потом, когда опять оденемся?

— Не думай про то, что будет потом. Никакого «потом» не существует.

— Что ж, я согласна!

Он повесил сушить брюки на трос, между трехцветным флагом и бело-голубым розовым вымпелом Жестреза. Тут мы оба рассмеялись, впервые за… За какое же время? Внутри яхта оказалась похожей на мамин секретер: красное дерево, надраенная медь. Что сказал метрдотель, когда заметил исчезновение яхты, принеся на террасу кофе? Что сказал моряк, которого я так и не видела? Что сказали великаны Жестреза? А Долли? А Гранэ? Если спросить об этом дядю Боя, он скажет, что они не существуют; поэтому я не стала у него спрашивать. Он сказал мне: полезай на крышу, там лучше всего. Я ответила: знаю. На крыше мне нравится больше, чем на носу, я легла на живот, как и собиралась это сделать еще до обеда. Пена от форштевня расходилась шире, чем я думала. Соленый дождь брызг сыпался на лицо, на руки, благодарю Тебя, Господи! Мы прошли вдоль берега, но на большом расстоянии от него, вокруг нас никаких других судов не было: рыбацкие траулеры, скорее всего, вернулись в порт, а хозяева яхт отправились обедать, как семейство Жестреза. Мимо нас проплывали дома, проплыл какой-то странный дворец.