Сергей Алексеев - Дива

Шлопак знал, что отравится, и как приговорённый к смерти, но зачарованный, хлебнул грибной солянки...

Что было потом, он не помнил, в том числе и поцелуя дивы. Очнулся уже после пира, разбуженный сильным приступом похмельной жажды. Рассудок его был уже в критическом состоянии и колебался на грани затуха­ния. Он ещё понимал, что находится среди топких болот,

Однако требовал выпить и уходить с острова не хотел — ждал возвращения женщин. Что за компания проводила здесь пикник, оставалось загадкой, но ясно было одно — •то не местные доярки, а скорее и в самом деле ведьмы, съехавшиеся сюда из разных мест. Сквозь безумие у Шло- пака прорывались некие реальные детали и мотивы пе­режитых событий, однако всё равно напоминали бред. Тем паче целитель ревниво упрекал Боруту, что тот, дав­но имея дело и отношения с дивой, то есть с поленицей, скрыл от него свои отношения. А сам не раз даже под юбку к ней заскакивал! И обвинял в нарушении корпора­тивной этики и обязательств: когда Данилу производили в академики, то подписали договор о взаимной открыто­сти и полной доступности своих источников информации. Борута клялся, что не бывал ни у кого под юбками, одна­ко уже понимал, что это бесполезно.

И всё же ближе к вечеру он уговорил Шлопака поки­нуть Дор хотя бы на время, чтобы привести себя в поря­док. Вытаскивать его с острова пришлось чуть ли не вруч­ную, сам рисковал провалиться в трясину и академика утянуть за собой. Какими путями шёл, не помнил, пови­новался интуиции и третьему, ещё не рождённому глазу, но всё же выпер целителя на сушу. Оказавшись в коляске «Харлея», тот начал капризничать, требовать немедлен­но добыть виски, но тут Борута уже взял ситуацию под контроль. Чтобы усмирить возбуждённую страсть алко­голика, он повёз Шлопака с ветерком по ухабистым до­рогам и почти выветрил синдром. Однако похоже, вы­шиб остатки разума: академик требовал теперь везти его в Москву, чтобы по горячим следам дать интервью на телевидении о состоявшемся контакте с потусторон­ними силами и пришельцами, которых он видел воочию, о том, что они обожают наши земные поганки и являют­ся прообразом будущего человечества.

Данила всё же предполагал, что Шлопак, вкусив на­пёрсток спирта, сорвался с тормозов, ушёл болтаться по острову и наткнулся на гуляющую компанию мест­ных баб, которые любили иногда оторваться от мужей и погудеть на природе. Или, может, в самом деле устро­или поминки по председателю. Конечно, доярок на ферме было всего три-четыре, доили коров по современным технологиям, но в сознании несчастного целителя могло двоиться и троиться. А выпившие пижменские женщины в определённые дни полнолуния или в предменструаль­ный период превращались в истинных ведьм и были спо­собны на всё, в том числе и занюхивать спиртное живым мужиком. Не зря учились летать на метле! И вот на та­кую компанию мог вполне нарваться романтический сто­личный целитель.

Борута привёз Шлопака к себе домой, попробовал уло- /кить спать, однако теперь тот вроде бы даже образумил­ся и снова начал требовать немедленной доставки его в Москву. Телефон академика вымок в трясине и вышел из строя ещё на острове, и он после долгих уговоров скло­нил Данилу, чтобы тот позвонил по секретному номеру. Бо­рута всё это просчитал за блажь умалишённого и всё-таки набрал номер. И вдруг получил строгое предупреждение охранять Шлопака от всех видов внешнего воздействия на него, и сообщение, что эвакуационная команда немед­ленно вылетает спецрейсом вертолёта на Пижму.

Естественно, ничему этому Борута не поверил, к тому же голос в мобильнике был насмешливым и ядо­вито-ироничным, особенно когда Данилу называли «го­сподин академик». Но когда он передал трубку целителю, тот неожиданно заговорил на каком-то иностранном язы­ке, причём страстно и как-то жалобно. Что ему пообеща­ли в ответ, Данила не понял, но Шлопак даже всплакнул отчего-то, и уже из мужской солидарности, глядя на без­утешного страдающего товарища, Борута всё-таки сбегал и магазин и принёс четвертинку дешёвой водки — другой не было. И в магазинной очереди услышал подтвержде­ние своему откровению: Драконя умер, и теперь на Пи­жме чуть ли не всенародная скорбь.

Данила принёс водку, однако целитель нашёл в себе силы и пить отказался! При этом заявил, что долг его гражданской ответственности превыше всего.

После звонка в столицу академик и в самом деле успо­коился и в ожидании транспорта уснул, сидя за столом. Борута убрал из-под его носа чекушку с водкой, спрятал было в шкаф, но передумал — раскупорил, выпил сам за помин души председателя и лёг поспать. Всё остальное произошло как во сне, ибо в реальности быть не могло: прямо на улицу возле дома сел десантно-штурмовой «кро­кодил», разметав кур и распугав жителей. Люди в чёр­ной униформе выскочили из машины, в одну минуту вы­вели Шлопака и Боруту, погрузили на борт, и вертолёт в тот же миг взлетел.

Баешник видел это собственными глазами, посколь­ку Данила жил наискосок от него, и весь процесс эва­куации произошёл средь бела дня. Уже потом досужие языки разнесли слухи, будто вертолёта не было вовсе, а за академиками пришёл чёрный губернаторский «мер­седес» с охраной. И как всегда, нашлись те, кто уверял, будто увезли их на УАЗе — простой неотложке, послан­ной из Тотьмы, однако не могли объяснить, как целитель с Борутой вскоре оказались на экране центрального теле­видения. Но ведь были и такие, кто откровенно лгал, что исследователей аномалий грузили в скорую не спецна­зовцы в чёрном, а люди в белых халатах, и будто упако­вали их в смирительные рубашки, дабы не оказывали со­противления. Установить что-либо достоверно на Пижме и так нелегко, тут же вообще всё погрузилось в тряси­ну разнотолков, и неоспоримым фактом оставалось воз­вращение Боруты, который явился стриженным наголо и в сопровождении уже другого академика.

0хотничья база на Пижме напоминала древнерусскую крепость: по всему периметру была огорожена настоящим острогом, а над воротами воз-вышалась башня с окнами-бойницами и круговым гульбищем. Её пирамидальную крышу венчал чёрный флюгер в виде петуха, а на гранях поблёскивали солнечные батареи.

На базе его ждали давно, егерь с карабином напере­вес стоял на башенном гульбище, и когда Зарубин вышел из машины, раздался окрик по всей форме:

— Стой, кто идёт?!

— Йети! — откликнулся тот.

— Кто-кто?

— Снежный человек!

Вспыхнул яркий прожектор, осветивший машину и Зарубина, часовой спустился вниз и настороженно ос­мотрел гостя.

— Как ваша фамилия? — спросил на всякий случай. — Гоминид, — ухмыльнулся Зарубин. — Слыхал? Часовой был так перепуган, что юмора не восприни­мал, стал докладывать по рации, что приехал человек СО странной фамилией, и в это время из калитки вышел узнаваемый по описанию попутчиков охотовед — бли­стал лысиной, сильно хромал и передвигался с инвалид­ной тростью.