Леонид Нетребо - Банище

Анатолий вопросительно поднял брови, ожидая растолкования сумбурных тезисов. Кочегар продолжил туманные рассуждения:

— Это, пацан, очередная кукуруза… У лысого она так и называлась, а у этого — борьба с алкоголизмом… Там его, — кочегар кивнул на телевизор, — хряк один подсиживает. Он и воцарится, чую…

— Почему хряк? — Анатолий не смог скрыть улыбки.

— Потому что на меня похожий, гы-гы!.. — кочегар засмеялся, опять обнажая ненастоящие челюсти, довольный, что пронял наконец собеседника. — Нашему народу надоели те, кто на него не похожи. Нам теперь похожего на нас подавай. И Москва туда же! То с носами задранными встречали, когда мы к ним за колбасой ездили, а тут вдруг духами приелись, принюхались — подавай им вонючую портянку, нечесаную бороду с перегаром — в духе народном бальзам от своего сифилиса ищут! Про Распутина читал? А!.. — кочегар яростно сверкнул глазами, вздул ноздри, сжал губы. — Я бы вообще всю Москву эту прогнившую — взорвал бы, сжег бы, бульдозерами разровнял бы!..

И встал, и удалился, хлопнув дверью.

Спать не хотелось. Анатолий вышел в холл второго этажа, из окна которого открывалась ночная панорама с парадной стороны бани. С этой стороны, где сейчас пивной ларек, клумба со скамейками вокруг и небольшой продуктовый магазин, наверное, был двор, а далее и окрест — стены, которые в случае необходимости могли защитить братьев-монахов от незваных гостей. Справа и слева, как раз по берегу реки, должны были быть сады и огороды, дававшие монахам скоромную пищу. Видимо, и дорога с гирляндами фонарей, по которой теперь ходят автобусы, была некогда проезжим грунтовым трактом… А дальше — перелесок! Очевидно, остатки дремучего леса, там добывались дрова…

Анатолий перешел к противоположной стороне, где имелось только небольшое окошко, но и через него можно было рассмотреть местность за баней. Это был крутой берег реки и сама река, изрезанная, как кинжалами, полосами фонарей — отсюда и оттуда. Наверное, здесь монахи спускались за водой. Возможно, и тропинки, которыми испещрен весь спуск, закладывались еще в том времени. Сейчас это место дикого отдыха здешнего населения: рыбачат, жгут костры, горланят пьяные песни. Особенно оживленно здесь в выходные и праздники…

Анатолий быстро «влился в банную шайку», вскоре подчеркнула Жульен Ибрагимовна, под шайкой глубокомысленно имея в виду и банный тазик, и банный коллектив. Она сказала еще: «Ты, Анатоль, занял у нас достойную йнишу, не попав ни под чье тлетворное влияние».

Гайдамак знала, что говорила.

Вокруг женщин, составлявших костяк банного штата, в основном жительниц района, в котором располагалась баня, всегда крутились их мужья. Мужчины приносили сюда пиво в трехлитровых банках и общались в подсобных помещениях, откуда их иногда с треском выпроваживала грозная директриса, сама происходившая из местного контингента, но, не в пример другим, «завоевавшая» авторитет и выросшая до директора бани. Действительно, Жульен Ибрагимовна горела на работе, иногда задерживаясь допоздна на вверенной ей производственной территории.

Однажды, взяв с собой Анатолия в качестве, разумеется, бригадира, Жульен Ибрагимовна «пошла в обход» служебных помещений «с целью выявления беспорядка». По пути директриса рассказывала о житье-бытье местного банного населения:

— Общаться им негде, Анатоль. Соцкультбыт? Сам знаешь!.. А мужики с работы придут — раз водочки, там, бормотушки, раз пивка. Ага! Недопили! Куда бежать, где пообщаться? В йбаню! А тут всегда найдется чего и у кого. Тут йкум, тут йсват, йшурин!.. До чего дошло: дни рождения здесь отмечают, безобразники… Нет чтобы дома, в уюте! Я их спрашиваю: ты чего сюда приперся? А они мне: так в йбане помыться. И не подкопаешься! Кстати, близкие люди обслуживающего персонала банятся у нас бесплатно. Но это неофициально. Так вот, я им говорю: помылся — беги домой, чего расселся? Они: остываю. Простыть неохота. Ну что с ними поделаешь! Я девкам говорю: вы, в конце концов, йшлюхи неисправимые вместе с вашими мужьями, но мне чтоб от клиентов и от инспекторов нареканий не было! И действительно: спрячутся, партизаны, как тараканы, так, что и я их не обнаружу!

Проходя по коридору с ванными номерами, Жульен Ибрагимовна вдруг остановилась, прислушиваясь, и попыталась заглянуть в щелку приоткрытой двери. Затем решительно потянула на себя дверь, сорвав непрочный символический запорчик, заглянула внутрь — и отпрянула:

— О, пардон! Йпардон, гражданин!

И поспешила прочь, объясняя еле поспевающему за ней Анатолию:

— Ну, надо же, мужика сфотографировала!.. Ни за что. Думала, партизан. А он мирный клиент. Хватит, Толян, на сегодня проверок…

Но не тут-то было. Возмущенный мужчина, которого несколько минут назад «сфотографировала» Гайдамак, приняв за «партизана», пришел в кабинет директрисы, когда там находился Анатолий. Зайдя, он с удивлением уставился на женщину за директорским столом.

— Ах, так это вы меня, так сказать?..

— Сфотографировала, — виновато, но не без достоинства подсказала Жульен Ибрагимовна.

— Да, — согласился мужчина, — как точно сказано! Польщен, знаете ли! Я думал, рядовая банщица. А оказалось — директор! Польщен! Коллегам буду рассказывать.

— Извиняюсь, — извинила себя Жульен Ибрагимовна. — С кем не бывает.

— О, да! — мужчина замешкался. — Конечно, разумеется…

Он повернулся было уходить, но, сочтя неудобным сделать это так скоро, остановился:

— Простите за праздный, совершенно бесполезный вопрос… Я, знаете ли, человек приезжий…

— Сделайте одолжение, — милосердно отреагировала Гайдамак, — задайте. Гостям мы всегда рады! Мы, как говориться, рады вас обслужить!

— Спасибо. Вопрос в следующем. Скажите, а почему ваша баня — круглая?

— О-о!.. — Гайдамак откинулась на спинку стула, всем своим видом показывая, что нет вопроса проще. — Данная необычность только на первый взгляд, да! А между тем, это самая классическая, так сказать, форма для подобного заведения. Самая что ни есть! Можно сказать, самая логичная йформа!

— Что вы говорите! Спасибо. Но в других городах, насколько я знаю, все бани… прямоугольные. Да и в деревнях…

— Баня, — Гайдамак перешла на учительствующий тон, — в древнерусском значении, это мыльный йпузырь, то есть шар, можно сказать, йкупол. Вот так! Так что с формой у нас все в порядке. А еще, дорогой товарищ, гражданин гость, мы можем от нашей русской бани, пусть даже вот от этой самой, перебросить мосточек… Куда бы вы думали?

— Куда? — автоматически спросил гражданин.

— В Европу! — гордо произнесла директриса, наслаждаясь удивлением собеседника и поглядывая на Анатолия. — Да, именно так, третьего не дано! Наша доблестная армия в восемьсот двенадцатом году так напарила, извините за выражение, спины и иные тыльные места французам, что после этого наши бани стали строить во Франции и в другой Европе. Вот так-то!