Юрий Козлов - Белая буква

«Лехаим!» — провозгласил он народный еврейский тост «За жизнь!», когда негритянка принесла стаканы.

Объемов хотел и ей плеснуть арака, однако, взглянув в строгое лицо Алгбеты, понял, что делать этого не следует. Темнокожая красавица принесла, наверное, десяток плотно вогнанных друг в друга стаканов. Алгбета извлекла два из середины. Ну да, подумал он, нижний негритянка держала в руках, а в верхний могла… плюнуть.

«Лехаим!» — подняла свой стакан Алгбета.

9.

С легкой душой и ясной головой покидал Лиду писатель Василий Объемов. Ранним утром он внимательно изучил карту автомобильных дорог Белоруссии и составил обратный маршрут в свою деревню километров на семьдесят короче того, каким приехал. Позавтракав на шведском столе, Объемов поднялся в номер за вещами, а потом спустился в холл, где, несмотря на ранний час, встретил доктора искусствоведения Анну Дмитриевну Грибоедову и знаменитого молдавского поэта Серафима Лупана.

Анна Дмитриевна недовольно тыкала пальцем в смартфон, а Фима, как всегда свежий и ухоженный, безмятежно покуривал в кресле. В холле нельзя было курить, о чем свидетельствовала табличка с перечеркнутой красной линией сигаретой, но для Фимы на столик возле кресла любезно поставили хрустальную пепельницу. Скользнув взглядом по кожаному, с золотой монограммой саквояжу Фимы, Объемов в очередной раз вспомнил его афоризм: «Жизнь — это результат».

— Какой-то кошмарный бред! — швырнула смартфон на диван Анна Дмитриевна. — Они говорят, что все машины, обслуживавшие конференцию, отозваны в Минск. Дали номер какого-то местного дежурного, а он не отвечает. Сегодня воскресенье, в администрации никого нет!

— Куда вы собрались в такую рань? — поинтересовался, приветственно помахав рукой Объемову, Серафим.

— В Селище, — обиженно ответила Анна Дмитриевна. — Раньше это было большое село, сейчас хутор. Там находилась усадьба графа Тышкевича. Уникальная для своего времени постройка. В одной из башен была обсерватория. Тышкевич сконструировал телескоп, в который можно было разглядеть кольца Сатурна. А еще он работал над машиной времени , определял точки, из которых можно попасть в будущее. Он считал, что Земля плывет сквозь время, как сквозь невидимое море, а прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно, только на разной глубине этого невидимого моря. Усадьбу хотел приобрести сам Жан-Жак Руссо! Граф Тизенгаузен — родственник Тышкевича — вел с ним переговоры в Париже, но не сошлись в цене. Руссо, как и Вольтер, оказался скуповат. Я была уверена, что усадьба утрачена, остались только ее описания в письмах Тышкевича. Но женщина из кафе сказала, что недалеко от хутора сохранилась часть фундамента и остовы двух башен. Этого же достаточно, чтобы начать восстановление! Подробный план усадьбы наверняка можно найти в архиве Руссо. Я должна все увидеть своими глазами!

— Женщина из кафе? — поставил сумку на пол Объемов. — Когда вы ее видели?

— Вчера случайно встретила в музее на выставке работ Каплана, — пояснила Анна Дмитриевна. — Она даже нарисовала, как туда добраться… Вот смотрите, — вытащила из сумки свернутый лист, расправила на столе. — Это совсем рядом.

— Каплан… Кто это? — Он жадно уставился в нарисованный Каролиной план проезда в неведомое Селище.

— Великий художник, он рисовал в блокадном Ленинграде, — с сожалением посмотрела на него Анна Дмитриевна. — А вообще, он родом из Белоруссии, жил в местечке недалеко от Рогачева… Эта женщина была так любезна, что согласилась меня там встретить и все показать. У нее на хуторе какие-то дела…

— Во сколько? — перебил Объемов.

— Что — во сколько? — Похоже, доктора искусствоведения удивил внезапный интерес к развалинам усадьбы Тышкевича жлоба, не знающего, кто такой Каплан.

— Во сколько вы договорились?

— Она сказала, чтобы я постаралась к девяти, потом она должна уехать.

— Селище… — вытащил из сумки карту автомобильных дорог Белоруссии Объемов. — Где же это? Ага! Селiшча‑2… Анна Дмитриевна, место называется просто Селище или Селище‑2?

— Позавчера утром, — отвлек его от изучения карты благоухающий дорогой парфюмерией Фима, — я переговорил с директором издательства «Лумина». Они издают современную художественную литературу, иногда даже на русском. Это одно из крупнейших издательств Молдавии…

— Молодцы!

Объемов установил, что неприметное Селище‑2 находится недалеко от Ивье, куда они вчера ездили. Самое удивительное, что рядом проходило шоссе, по которому он собирался ехать до Молодечно, чтобы потом уйти на Витебск, откуда рукой подать до родного Невеля. Сама судьба звала писателя Василия Объемова в Селище‑2.

— Я пыталась вызвать такси…

В голосе Анны Дмитриевны проснулась надежда. Она недовольно косила очками на Фиму и даже пыталась бочком-бочком оттереть его от стола.

— Они сказали, что смогут только через полчаса, а оплатить надо в оба конца. Ждать в Селище согласились только тридцать минут. Якобы больше нельзя по инструкции. Назвали какую-то несуразную цену — я не смогла перевести в рубли. Первый автобус из Лиды в ту сторону отходит только в одиннадцать тридцать. Я точно не успею!

— Мне нужны три твои последние книги, — продолжил Фима, игнорируя маневры Анны Дмитриевны. — Сначала напечатают на русском небольшими тиражами. Если тиражи окупятся, переведут на румынский. У них налажено, переводчики хорошие, еще советской школы. Где румынский, там и итальянский с испанским и португальским. Я, как член попечительского совета издательства, попросил их подготовить контракт. Они вчера прислали, я утром распечатал на ресепшен. Черт! — Он сверкнул из-под белоснежного манжета сапфирами на часах. — Контракт на молдавском, я хотел тебе перевести, объяснить, что и как. Понимаю, Молдавия в сравнении с великой Россией — ничто, но это шанс, Вася! Меня узнали в Европе только после перевода на испанский. А сейчас включили в издательскую программу Евросоюза, издают в двадцати восьми странах.

— Ну, мне-то это никак не грозит, — возразил Объемов.

Он давно не слышал волшебных слов: тиражи, перевод, контракт.

— Почему? Ты критикуешь власть, ратуешь за свободу и демократию… в широком, так сказать народном, понимании. Не рвешь пасть за православие, не ругаешь гомосеков…

— Гомосеков? — удивился Объемов. — А… евреев?

— Евреев сейчас можно, — махнул рукой Фима. — Вдруг прокатит, а, Вася? Это же лотерея. Если я просочусь на следующих выборах в Европейский парламент, то обязательно попрошусь в комиссию по толерантности и культуре, кажется, так она называется… Мы с тобой сейчас сядем, выпьем по чашечке кофе, посмотрим контракт, ты дашь мне свои книги, а потом…