Элис Манро - Любовь хорошей женщины [сборник]

Последние несколько лет, воображая себе место, где она больше всего хотела бы оказаться, Карин думала об этой кухне. Большущая комната, в углах которой даже при включенном свете прятался сумрак. Тени зеленой листвы, метущей окна. И все эти вещи вокруг, вещи, строго говоря, вовсе не кухонные. Ножная швейная машинка и большое, заваленное барахлом кресло с малиновой обивкой, вытертой до причудливой серой зелени на подлокотниках. Картина — большое полотно с изображением водопада, написанное матерью Энн давным-давно, когда она еще в невестах ходила, в свободное время, которого потом у нее никогда не было.

(«К счастью для всех нас», — сказал Дерек.)

Со двора донесся звук мотора, и Карин подумала: а вдруг это Розмари? Вдруг Розмари как раз из тех, кто в одиночестве впадает в депрессию, и она поехала вслед за Карин, чтобы не быть одной?

Услыхав стук ботинок на кухонных ступенях, она поняла, что это Дерек.

— Сюрприз, сюрприз! — крикнула она. — Посмотри, кто пришел!

Дерек вошел в кухню и сказал:

— Привет, Карин. — В голосе его не было и тени гостеприимства.

Он поставил на стол два пакета. Энн вежливо поинтересовалась:

— Ну что, ты нашел нужную пленку?

— Да, — сказал Дерек. — Что это за помои?

— Для чистки серебра, — ответила Энн и сказала Карин, словно извиняясь: — Он в город ездил, за пленкой. Чтобы фотографировать свои камни.

Карин ссутулилась над ножом, тщательно вытирая его насухо. Только бы не разреветься, вот ужас-то будет (прошлым летом такое было бы немыслимо). Энн спросила о чем-то — о каких-то купленных Дереком продуктах, и Карин решительно подняла глаза и уставилась на плиту. Таких плит больше не выпускают, как сказала Энн. Комбинация электрической и дровяной печки с парусником, выбитым на дверце духовки, и надписью «корабельная печь» над ним.

Это она тоже помнила.

— Мне кажется, Карин тебе пригодится, — сказала Энн. — Она помогла бы тебе раскладывать камни.

Повисла небольшая пауза, во время которой они, наверное, посмотрели друг на друга, а потом Дерек сказал:

— Ладно, Карин. Пойдем, поможешь мне снимать.

Множество камней валялись на полу в сарае, еще не отсортированные и без ярлыков. Другие лежали на полках, расставленные по отдельности и отмеченные печатными табличками.

Какое-то время Дерек молча сновал туда-сюда, потом игрался с фотоаппаратом, пытаясь найти самый удобный ракурс и самый лучший свет. А после начал снимать, давая краткие указания Карин — наклонить камни, подвинуть или поднять с пола камешек-другой, чтобы сфотографировать их, пусть даже без ярлыков. Карин не могла отделаться от ощущения, что ему не нужна ее помощь и что на самом деле он не хочет, чтобы Карин ему помогала. Несколько раз он набирал воздуха, будто собирался сказать ей об этом или сказать что-то еще, что-то важное и неприятное, но все, на что он сподобился, было: «Передвинь его чуть правее» или «Дай-ка я гляну с другой стороны».

Прошлым летом Карин сначала донимала и канючила, а потом на полном серьезе упрашивала, чтобы Дерек взял ее с собой в поход, и наконец он сказал, что она может пойти. Он усложнил поход настолько, насколько мог, устроив Карин настоящее испытание. Они облились спреем «Офф», но это совершенно не помешало комарам забираться им в волосы и проникать за шиворот и в рукава. Им пришлось хлюпать по болотам, где каждый след сапога немедленно заполнялся водой, взбираться по крутояру, поросшему ежевикой и диким шиповником, продираться сквозь заросли лозы. А еще карабкаться по скользким, шатким нагромождениям голых камней. На шее у каждого висел колокольчик, чтобы они могли найти друг друга по звуку и чтобы любой медведь мог услышать их и держаться на расстоянии.

Они набрели на груду свежего и блестящего медвежьего помета, в котором виднелась полупереваренная сердцевина яблока.

Дерек рассказывал ей, что тут повсюду рудники и шахты. Здесь имеются почти все известные минералы, но их недостаточно для того, чтобы добыча принесла прибыль. Он обшарил все эти заброшенные, почти забытые рудники и вырубил себе образцы породы или просто выкопал из земли.

— Когда я впервые привезла его домой, он тут же исчез в горах и отыскал рудник, — сказала Энн. — И тогда я поняла, что он, скорее всего, женится на мне.

Карин так никогда и не призналась в этом, но рудники ее разочаровали. Она-то надеялась на какую-нибудь пещеру Али-Бабы, на груды мерцающих во мгле блестящих самоцветов. А вместо этого Дерек показал ей узкий лаз, чуть ли не природную расщелину в скале, которую теперь загораживал тополь, невесть как укоренившийся в этом немыслимом месте, да так и выросший кривулей. Другой вход в шахту, по словам Дерека, во всех смыслах наиболее приемлемый, был просто дырой в горе, с гнилыми балками, валявшимися на земле или так и подпиравшими крышу, и кирпичной кладкой, сдерживающей оползающую землю и осыпающуюся породу. Дерек показал Карин колею, где некогда были проложены рельсы для вагонеток. Вокруг валялись кусочки слюды, и Карин подобрала их. Они, по крайней мере, были красивые и напоминали настоящие сокровища. Они были похожи на осколки гладкого темного хрусталя, который превращался в серебро, стоило поднести его к свету.

Дерек сказал, что она может взять только один кусочек и только для себя, не для того, чтобы кому-то показывать.

— Держи язык за зубами, — сказал он. — Я никому не хочу рассказывать про это место.

— Хочешь, чтобы я поклялась страшной клятвой?

— Просто помни, и все, — сказал он и спросил, хочет ли она увидеть замок.

Еще одно разочарование и шутка. Он привел ее к бетонным развалинам, которые раньше, по его словам, были складом для хранения руды. Он показал ей просеку между толстых деревьев, поросшую молодняком, — там, где раньше проходили рельсы. А шутка заключалась в том, что какие-то хиппи пару лет назад заблудились здесь и потом всем растрепали о замке. Дерек терпеть не мог людей, совершавших подобные ошибки, не способных увидеть то, что у них прямо перед носом, и даже не пытающихся отыскать верную информацию.

Карин ходила по самой верхушке рассыпающейся стены, и он ни словом не обмолвился, что надо смотреть под ноги, быть осторожной, чтобы не сверзиться и не сломать себе шею.

На обратном пути их застала гроза и ливень, и им пришлось переждать его в густых кедровых дебрях.

Карин не сиделось на месте — и она все не могла понять, то ли от страха, то ли от восторга. Все-таки от восторга, решила она наконец, и вскочила, и стала бегать по кругу, размахивая руками и взвизгивая при вспышках молний, которые прорывались даже в их убежище. Дерек просил ее успокоиться, сесть и просто сосчитать до пятнадцати после каждой зарницы и послушать, громыхнет ли гром.