Элис Манро - Любовь хорошей женщины [сборник]

Карин потрогала тафту. Тафта была жесткой и прохладной.

— Примерь его, — попросила она.

— Я? — сказала Энн. — Да оно же в талии двадцать четыре дюйма всего. Это Дерек, что ли, поехал в город? Пленку свою повез?

Она не стала дожидаться, когда Карин ответит «да»: не могла же Энн не услышать звук мотора.

— Он считает, что должен сделать фотокаталог, — сказала Энн. — Не знаю, к чему такая спешка. Потом он собирается все разложить по коробкам и отметить ярлыками. Похоже, он считает, что никогда их больше не увидит. Он тебе не намекал, что это место уже продано?

— Еще нет, — сказала Карин.

— Нет. Еще нет. И я никогда бы этого не сделала, если бы мне не пришлось. И никогда не сделаю, если мне не придется. Но вообще-то, я думаю, что придется. Иногда приходится делать то, что необходимо. И не стоит устраивать из этого трагедию или воспринимать все как некое сведение личных счетов.

— А можно, я примерю?

Энн осмотрела ее и сказала:

— Давай, только надо очень осторожно.

Карин выскочила из туфель, стянула шорты и рубашку. Энн приподняла платье у нее над головой и опустила, на мгновение заключив девочку в белое облако. В кружевные рукава пришлось влезать очень бережно, пока их кончики не опустились на тыльные стороны ладоней Карин. Под этими рукавами руки Карин казались коричневыми, хотя она еще и не загорела даже. Пришлось застегнуть крючочки и петельки вдоль всего лифа, на воротничке сзади тоже были крючки и петли. Вокруг шеи Карин Энн туго завязала кружевную ленту. Под платьем на Карин были только трусики, и кружева кололи кожу. Эти кружева подстерегали ее, кусая тут и там, такого с Карин еще никогда не бывало. Она содрогнулась, когда кружево коснулось сосков, но, к счастью, лиф, рассчитанный на грудь Энн, был для Карин велик: ее грудки все еще были почти плоскими, правда, соски порой набухали, становились такими чувствительными, будто вот-вот лопнут.

Тафту пришлось расправить, чтобы не путалась между ног, и уложить красивым колоколом. А потом поверх нижней юбки легли оборки из кружев.

— А ты выше, чем я думала, — сказала Энн. — Можешь пройтись, только чуть приподними подол.

Она взяла с трюмо щетку и принялась расчесывать волосы Карин, укладывая их локонами на кружевных плечах.

— Каштановые волосы, — сказала Энн. — Помнится, в книжках часто описывали девушек: «у нее были каштановые волосы». Или еще говорили «цвета темного ореха» А знаешь, раньше действительно красили волосы орехом. Мама рассказывала, как девушки вываривали грецкие орехи и делали краску, а потом мазали этой краской волосы. Правда, если на руках оставались пятна, то они выдавали тебя с головой. Не так-то легко их оттереть. Постой-ка. — Она встряхнула фату, уложив ее поверх гладких волос Карин, и встала напротив нее, чтобы приколоть вуалетку шпильками. — Шляпка от нее куда-то подевалась, — сказала Энн, — наверное, я ее использовала для чего-то еще или дала кому-то надеть на свадьбу. Не помню. Все равно теперь этот убор смотрелся бы глупо. Он назывался «Мария Стюарт».

Она огляделась и вынула из вазы на трюмо шелковую ветку с яблоневым цветом. Ее осенила новая идея — использовать яблоневый цвет вместо свадебного убора, согнув в колечко проволочный стебель, так что шпильки пришлось вынуть. Стебель был тугой, но в конце концов Энн удалось-таки его согнуть. Довольная результатом, она приколола убор к волосам Карин, а потом отошла в сторону и мягко подтолкнула Карин к зеркалу.

— О! — сказала Карин. — Можно, я надену его, когда буду выходить замуж?

Она покривила душой. На самом деле Карин еще ни разу и не думала о замужестве. Она сказала это, чтобы доставить удовольствие Энн, после всех ее хлопот с этим платьем, и чтобы скрыть смущение от того, что она увидела в зеркале.

— К тому времени мода будет совсем другая, — сказала Энн. — Оно и сейчас-то уже не в моде.

Карин отвела глаза от зеркала и снова взглянула туда, уже подготовившись. Она увидела святую.

Сияющие волосы, бледные цветочки, легкие тени от фаты на щеках, иллюстрация из книги сказок, красота, настолько искренняя и безоговорочная, что в ней чувствовалась какая-то обреченность и даже нелепость. Карин скорчила рожу, чтобы уязвить этот лик, но ничего у нее не получилось. Казалось, что эта невеста, девушка, рожденная в глубине зеркала, теперь заправляет всем.

— Интересно, что бы сказал Дерек, если бы тебя увидел? — сказала Энн. — И узнает ли он вообще мое свадебное платье?

Веки ее трепетали взволнованно и застенчиво, как всегда. Она подошла вплотную, чтобы вынуть шпильки и снять цветущую веточку с головы Карин, и Карин унюхала запах мыла от ее подмышек и запах чеснока от ее пальцев.

— Он сказал бы: «Во что это ты вырядилась?» — сказала Карин, подражая высокомерному голосу Дерека, когда Энн снимала фату.

Они услышали звук автомобиля, съезжающего в долину.

— Легок на помине, — сказа Энн.

Непослушными, дрожащими пальцами она бросилась торопливо расстегивать крючки. Когда она попыталась стянуть платье с Карин, что-то зацепилось.

— Черт! — сказала Энн.

— Ничего, давай, — послышался из-под вороха кружев сдавленный голос Карин. — Ты тяни, а я помогу. Вот, нашла.

Выбравшись наружу, она увидела на лице Энн нечто похожее на горестную гримасу.

— Я пошутила про Дерека, — сказала Карин.

Но, может, на лице Энн отразилось вовсе не горе, а просто тревога, озабоченность из-за платья.

— Это ты про что? — спросила Энн. — А! Ч-ш-ш. Забудь об этом.

Карин застыла на лестнице, прислушиваясь к голосам на кухне. Энн сбежала по лестнице впереди нее.

— А это будет что-то вкусное? — спросил Дерек. — То, что ты там готовишь?

— Надеюсь, да, — сказала Энн. — Это оссобуко [46] Традиционное блюдо итальянской кухни, представляющее собою тушеную телячью рульку с овощами и рисом. .

Голос Дерека изменился. Вся злость куда-то улетучилась. Он жаждал дружить. В голосе Энн послышалось облегчение, она как будто запыхалась, пытаясь подстроиться под внезапную перемену Дерекового настроения.

— А его хватит на всю компанию? — спросил он.

— Какую?

— Мы и Розмари. Надеюсь, что хватит, потому что я ее позвал.

— Розмари и Карин, — спокойно сказала Энн. — Еды-то хватит на всех, но вина у нас нет совсем.

— Уже есть, — сказал Дерек. — Я купил.

Послышалось бормотание, потом Дерек что-то зашептал Энн. Наверное, он подошел к ней близко-близко и шептал в самое ухо Энн сквозь прядки волос. Казалось, что шепот этот упрашивает, оправдывается, успокаивает Энн, сулит ей награду — все сразу. Карин испугалась, что слова всплывут на поверхность — слова, которые она поймет и никогда не забудет, — поэтому она загрохотала вниз по лестнице и влетела в кухню, вопя: