Александр Кожедуб - Мерцание золота

В банке мы закусывали канапе и роллами, а также суши.

«Нет, долго здесь Михаил Викторович не протянет, — подумал я. — Формат не тот».

И оказался прав. Через полтора месяца мы снова обедали в столовой.

Но тем не менее свою задачу в банке Михаил Викторович выполнил. Просто так квартиры в элитных домах у нас не дают. А дом был элитный. Об этом говорили пандусы для подъезда, охраняемая подземная парковка, кирпичные стены здания. Это вам не панели, пусть и темно-синие.

На скоростном лифте мы поднялись на девятый этаж.

— Вот здесь у меня гостиная, — суетился Поронин, — это кабинет, там спальня. Сантехника итальянская. В зимний сад не хотите? Потом покажу.

Стол был накрыт на кухне, что тоже говорило о многом. В маленькой кухне цвет русской литературы не посадишь.

— Сколько, говорите, у вас метров? — спросил Просвирин.

Он сел в кресло и далеко вытянул длинные ноги.

— Сто пять! — гордо сказал Поронин.

— Маловата квартирка, — хмыкнул Петр Кузьмич.

Я удивленно посмотрел на него. Остряки среди крупных людей попадались мне редко. А Просвирин был крупный во всех смыслах: рост два метра, вес далеко за сто. При такой комплекции не до шуточек.

— А у вас сколько метров? — упавшим голосом спросил Поронин.

— Сто пятьдесят.

Из Поронина словно выпустили воздух. Стерлись веснушки с лица. Поблекла рыжина волос. Уменьшилось чрево. Он беспомощно посмотрел на меня.

— На двоих и ста пяти метров хватит, — сказал я.

Но Просвирин был безжалостен.

— Нас тоже двое, — сказал он.

Я проглотил смешок. Птичкин расхохотался. Вепсов сделал вид, что не знает русского языка.

— Может, уже пора за стол? — поднялся с кресла Просвирин.

В эту минуту он был похож на монумент.

«Везет же некоторым, — с завистью подумал я. — Мало того, что рост два метра, так еще и любимец миллионов. Герой труда опять же».

— А в войну служил в полиции, — сказал мне на ухо Вепсов.

— Как?! — опешил я.

— Обыкновенно, — пожал тот плечами. — Дали в руки винтовку, он и пошел в войну играть. Шестнадцать лет было пареньку.

— А когда наши пришли?

— Уехал на Дальний Восток. В деревне его не выдали, но слушок прошел.

— С русскими писателями не соскучишься, — покачал я головой.

— Это с лучшими, — поднял указательный палец Вепсов, он у него был короче, чем у других. — У бездарей все не так.

С этим трудно было не согласиться.

— Проходите, — вышла из кухни жена Поронина. — Руки можно помыть в ванной.

В ванную по очереди прошествовали Просвирин, Викторов, Птичкин. Замыкали процессию Вепсов и я.

«До цвета никак не дотягиваем, — посмотрел я на себя в зеркало. — Вепсов туда рвется, но кто ж его пустит? Даже Бочкарев становится косноязычным, когда говорит о его романах. А Вепсов Классику и гонорар, и машину, когда надо выехать с дачи. Сволочной народ писатели. Но такими они были всегда. А Поронину наука. Знай, с кем имеешь дело».

— Надо выходить в люди, — сказал Вепсов, когда я сел рядом с ним. — Пора на книжную ярмарку ехать.

— Во Франкфурт? — спросил я, накладывая на тарелку салат оливье.

— У кого острить учишься? — потянулся за рыбкой Вепсов.

Он закусывал только осетриной и сёмужкой.

— У Просвирина, — сказал я. — Но мне до него далеко.

— Всем далеко, — согласился Вепсов. — В Ленинград, на «Белые ночи» поедешь.

Я знал о книжной ярмарке, которая проходила в начале июня в северной столице.

— Сейчас он уже не Ленинград, — сказал я.

— Для кого как, — посмотрел на меня Вепсов. — Булгакова там покажем, воспоминания о Фадееве с Абрамовым. Пора.

Пора так пора. Голому собраться — только подпоясаться.

— Книгу о Мытищах с собой брать? — отсалютовал я рюмкой Поронину.

— Не надо.

И после новоселья у Поронина я отправился в Санкт-Петербург.

Команда подобралась солидная: отдел реализации в полном составе и я. А отдел этот, как я уже говорил, у нас сплошь состоял из выпускников Бауманского училища.

Я знал, что в Бауманском учились технари, которые ни в каких других вузах учиться не могли. Их ум граничил с идиотизмом, они мне в этом признались сами.

— У нас либо нобелевские лауреаты, — сказал Дима Колтунов, начальник отдела, — либо пациенты психбольницы.

Коржов с Егоровым, его подчиненные, синхронно закивали. Шефа они поддерживали во всем.

— Кого больше? — спросил я.

— В смысле? — посмотрел на меня Колтунов.

— Лауреатов или идиотов?

— Примерно поровну, — озадаченно почесал затылок Дима.

Похоже, этот вопрос перед ним до сих пор не вставал.

— Но ведь вы пока ни те ни другие, — сказал я.

— Советская власть закончилась, и Бауманское училище стало таким же, как МАИ, — презрительно прищурился Колтунов.

— Даже хуже, — вмешался в беседу старших по званию Коржов. — Бауманка теперь как финансовая академия.

— Да ну? — поразился я.

Для меня Бауманское училище, авиационный институт и финансовая академия в одинаковой степени были палатой номер шесть. Учиться или работать там могли только душевнобольные.

— МГУ тоже хороший вуз, — сказал Саша Егоров.

— Только мехмат, — строго посмотрел на него Колтунов.

— С философского многих забирают, — вмешался Коржов.

— У тех просто голова слабая, — махнул рукой Колтунов. — О них и говорить не стоит.

Я подумал, что, возможно, в математике Колтунов, Коржов и Егоров были гениями, однако в продаже книг они не понимали ничего.

— Кто такой Ефремов? — спросил меня Коржов после совещания, на котором обсуждался тираж шеститомника писателя.

— Фантаст, — сказал я.

— Как Жюль Верн? — удивился Володя.

— Скорее как Беляев.

— Да ну? — еще больше удивился Коржов.

Похоже, что о Беляеве он тоже ничего не слышал.

— «Человека-амфибию» придумал, — сказал я. — А у Ефремова «Таис Афинская», «Час быка» и «Лезвие бритвы».

— Понял, — кивнул Коржов. — У меня сын фантастику любит.

«Зато книги хорошо разгружает, — подумал я. — Уже весь подвал забили пачками, скоро по этажам пойдут».

В Питере участников ярмарки разместили в мотеле на берегу Финского залива.

— Чтоб не разбежались, — сказал я Колтунову.

— Хорошее место, — не согласился со мной Дима. — Купаться только нельзя.

— Почему?

— Во-первых, холодно, во-вторых, вода грязная.

— И мелко, — добавил Коржов.

Мне понравилось, что ребята хорошо ориентируются на местности.

— На банкет пойдете? — спросил я.

— А как же! — хором сказали Коржов и Егоров.

— Банкет оплачен только на двоих, — строго посмотрел на подчиненных Колтунов. — Идут Колтунов и Кожедуб. А вы в магазин.

Вечером мы отправились в ресторан.

— Вон ваш столик, — показал официант. — На табличках написано, кто где сидит.

За нашим столиком уже сидели двое ребят.