Юрий Цыганов - Гарри-бес и его подопечные

А я опять смотрю, кто здесь самый умный, И опять, без всяких предпосылок — раз! — и выведу за кулисы. А оттуда приведу другого, который все путает, Альбину Люсей называет, глупо посмеивается и на вопросы не отвечает.

А эти уже раздвинулись, пропускают его в свои ряды и решительно подмены не замечают.

А потом все у них естественным образом путается и в клубок противоречий заматывается.

Холод, например, а они раздеваются догола и в покер садятся играть (что за глупость, я и игры такой не знаю) или в винт. А один влюбился и хвать любимую по уху, за волосы оттаскал, а она зарделась, как маков цвет, и вышла за него замуж. А другой напился до потери приличия и написал умную книжку. Книжку издали, но запретили ее читать. И она стала бестселлером. И все стали бестселлер тот из рук друг у друга рвать: «Дай почитать, дай почитать…». И разорвали в клочья. А третий в жизни разочаровался, с седьмого этажа сиганул, встал, отряхнулся и на лифте в квартиру въехал. А потом все вместе на войну пошли, но страну на карте перепутали. Воевали, воевали, а нефти там не оказалось. На Родину вернулись, а их никто не узнает. И они сомневаются, туда ли они попали.

Тогда я всех построю и за кулисы отведу, потому что не этого я от них ожидал. И начну тишину описывать. Благоговейно.

Примерно так: в тихом-тихом омуте водились тихие черти. Бесновались по-тихому и тихой сапой друг друга закладывали. А предводитель чертей Крот Тишайший нрав имел кроткий, пожурит их по-отечески тихо и тут же круто пожалеет об этом.

Во как…

Понимаете, да? Шучу я. Юмор от меня отрывается клочьями и летит по российским просторам.

В остальном полный порядок в нашем дружном экипаже. Летит тройка. Всегда тройка… (кто это выдумал?). Водила нормальный, не спит, службу исправно несет. А мой задремал. И правильно. Пусть отдохнет служивый. Понимает, что все, конец, то есть как с нравственной личностью со мной покончено окончательно. Пробуждай во мне, не пробуждай души прекрасные порывы, все одно нажрусь, как скотина.

Слышите? Движение. Молчание. Шорох колес. И маленькие комочки обжигающей влаги, проникающие в меня. Какая чистота! Стерильность пустоты……………………….

Чу!

— Кто там?

Мысли, естественно… А кто же еще нарушит сей благословенный отрыв. Ведь я сейчас испытал блаженнейшее чувство отделения души от тела и скорость. Пустота и скорость. Что может быть выше!

Ну что там у вас, грязные вы мои…

Короче так, мысль тут у меня одна прокралась внеплановая и шороху навела. А мысль такого содержания.

Вот пишу я роман, да? Про художников, как вы догадались. И у меня возникают естественные трудности. Не знаешь, с какой стороны к проблеме подобраться, потому что из всех зол художник выбирает самое жуткое, а в вопросе «быть или не быть» находит третий самостоятельный путь, по которому и двигается радостный. Быть и не быть в одном флаконе! (Догадываетесь в каком?).

Иначе говоря, то, что для нормального человека страх Господень и кошмарный сон, то для художника естественные будни. И наоборот, нормальный человек тащится и глубоко задумывается: во, мол, чудеса в решете, какой прикид! Художник в том же месте зевает и ложится спать.

Ну а поскольку художники, как известно, романов не читают, то выходит, что стараюсь я исключительно для нормальных людей!

Проблема?!. — Есс…

И мне бы, самое время, подкорректировать ситуацию из расчета на аудиторию, портреты подретушировать, углы закруглить, шероховатости замылить, в общем учесть, так сказать, контингент.

Но тут Чувство Долга на стреме, бьет по затылку: не ври! Правду пиши. И Лев Толстой бровью водит: не балуй!

Что делать, пишу… правду, кошмарный сон напоминающую, что для кого-то является естественными буднями. Но эти-то как раз романов не читают! И не могут засвидетельствовать достоверность повествования, а те, кто читает, — не художники.

Они, конечно, тащатся и глубоко задумываются, но только первое время. А потом отшвырнут роман в сторону и скажут: чудеса в решете. Вранье, ё моё! Триллер какой-то… И читать перестают.

В итоге такой расклад: первые вообще не читают, а вторые прочитают начало и швыряют роман в угол.

В финале же (я имею ввиду глобальный финал, в смысле финиш, полный, короче, аут, ну, типа «приехали»… во: мой личный апокалипсис в конце тоннеля) меня ожидает забвение.

Конечно, это прискорбно.

Но пока еще до личного апокалипсиса много всяких виражей и кочек, а также теплых летних вечеров и розовых рассветов, надо не расслабляться и найти доказательство очевидному.

Для начала, естественно, выпьем и начнем рассуждать здраво.

С художниками, конечно, каши не сваришь. Их хоть каленым железом пытай, чужой строчки не прочитают. И на выставку в Манеж не пойдут. И на «Трехгрошовую оперу» в «Сатирикон» их слоеным пирожком не заманишь. (И только безумец их за это осудит.)

Но вот остальная публика, разнородная составом и разнообразная в проявлениях, способна порою к восприятию действительности. Есть надежда до нее достучаться, приперев к стенке каким-нибудь ошеломляющим фактом.

Например, фактом моего существования.

С этим-то, надеюсь, никто спорить не станет?

А если так, то сейчас же на личном примере я берусь доказать, что невероятное — очевидно. То есть, что страх Господень и кошмарный сон в одном флаконе есть реальность. Что чудеса в решете есть достоверность. И подлинность. И полнейшая правда, без всяких художественных домыслов и прочей творческой ерунды.

Если мои доказательства покажутся вам так себе, фенечкой, нестоящей бросовой туфтой, то, пожалуйста, плюйте на эти страницы и швыряйте роман в печь.

Но уж если я докажу, что все так и есть, извольте читать от корки до корки.

Итак,

— Тпрру, лошадки! Приехали.

С водилой прощаемся просто и бесконфликтно, как мужчины, выполнившие свои обязательства друг перед другом. Этого оставляю самому себе на съеденье. Я о нем помню и в нужный момент упаду в его стальные объятья.

И остаюсь один.

Дальнейшие события, во избежание неверного толкования, необходимо предварить поп-разъяснениями о различных видах, формах тяжести и степенях опьянения. То есть хочу провести просветительную работу среди непьющего читателя. Пьющие могут отдохнуть.

Итак, самые азы, азбука, так сказать, для начинающих.

Наиболее прогрессивная часть населения, то есть люди со вкусом и общими представлениями о морали, пьянеет быстро и быстро же сходит с дистанции.

Ну, поколобродит перед сном часиков пять-шесть, но вреда экологии этим сильно не нанесет. Только себе.

Менее прогрессивные пьянеют протяжно, мутно… Не могут долго найти себе занятия по душе и от скудости фантазии начинают липнуть к ближнему. Пристанет к тебе с какой-нибудь экзистенциальной ерундой, типа «а не сходить ли нам утопиться на Борисовские пруды?». И смотрит выжидающе. Или (что многократно страшнее) выставляет напоказ многогранность своих комплексов. Зажмет тебя где-нибудь в углу, придвинет свой зыбкий фейс со стертыми гранями впритык и доверительно выливает на тебя вялотекущий поток жизненных ощущений минорного окраса. Ты от него — он к тебе еще ближе. А запах! В общем врагу не пожелаю таких душеспасительных бесед.