Леонид Нетребо - Мидии не родят жемчуг

Я «вдруг» замечаю, что у меня развязался шнурок на ботинке, торопливо наклоняюсь и сосредоточенно отдаюсь возникшей проблеме.

Но Лешку иронией не прошибешь. Он успокаивает Президента:

— Вот я и говорю, Саныч, не нужно усложнять. Нужно попроще, попроще. Ядерную боеголовочку — и нет проблемы. Одной достаточно. Дешево и сердито.

Саныч трясется в истерическом смехе:

— А мы-то, мы-то?! Сами-то, сами?!.. Ядерное облако, радиация. Это же самоубийство! — он опять обращается ко мне: — Лексей как хочет, а мы с тобой — пас. Воистину… — смех его просто душит, — воистину, не бойся умного врага, а бойся друга-дурака!..

— Ничего, — Лешка тоже демонстративно обращается ко мне и даже трогает за плечо, мол, не дрейфь: — мы дождемся ветра соответствующего направления, чтоб на нас не дуло, и жахнем! Ховайся, кто может!..

— Да-а-а… — обреченно тянет Президент, — невероятно низкие частоты. Воистину, «вбыв бы», прости господи!.. — И опять обращается ко мне: — Такой у нас, понимаешь, народ: не всякий политик шофер, но каждый шофер — политик!

На этом разговор прерывается. Остаток пути преодолеваем молча. Я пытаюсь фальшиво дремать, делая вид, что ничего не произошло. Исподтишка наблюдаю за обоими. Президент вместе с сигаретой дрожащими руками достает таблетку валидола, тайком сует ее под язык. Закуривает. Лешка беспечно жует резинку, периодически посматривает в зеркальце под потолком кабины, поправляет кудрявый чубчик.

Как я отношусь к каждому из них, к Лешке и Президенту? Вроде бы, как оцениваю, так и отношусь. Лешка — рубаха-парень, рубаху же последнюю и отдаст. Незлопамятный, нежадный. Что еще коллективу надо? Правда, иногда бывает пошл и груб, в смысле, неадекватно ситуации пошл и неадекватно груб. Но при «языковой» решительности, даже жестокости — жесткости в нем ноль, мухи не обидит. Президент — сам себе на уме, независимый. Много знает. Иногда по лицу гуляет тень гордыни и презрения — без конкретики, но все равно неприятно. Словом, у меня нашлись бы претензии к тому и другому, но обоих, в принципе, жалко. Наверное, потому, что во мне есть и от того и от другого. Мне не хочется, чтобы они ругались. Я хочу их навечно примирить худой мир лучше доброй ссоры. Но с кого из этих «полярных сов» и «рогоносцев», «барана» или «президента», начать?

Я решил начать с Президента.

Однажды утром, перед выездом на линию, пока Лешка бегал к диспетчеру за путевкой, я обратился к Президенту. Мол, Николай Александрович, ты Дэйла Карнеги читал?… То-то. Заметно. Очень жаль. Ты же, Ник Саныч, чего греха таить… У тебя же, между нами говоря, мозгов побольше. Вот и пойди Лехе навстречу, снизойди, так сказать, попытайся взглянуть на мир его глазами, может и поймешь его как-то. Ведь понять — значит простить. Глядишь, и рассосется эта неприязнь, и перестанешь ты валидол грызть, а он, Лешка, по твоему благому примеру тоже, возможно, постарается на твою точку зрения встать, хотя ему-то в этом будет и трудновато.

И что бы вы думали, «сложный» Саныч вдруг сразу же и выдал «простую» формулу, прямо как его вечный оппонент:

— А, понял: клин клином вышибают! Что ж, попробуем.

Я даже удивился, как он быстро все подсек и перестроился на простецкий лад.

Пришел Лешка. Поехали. Началось все как обычно.

— Мужики, а я сегодня грядки свои полоть не буду — нехай им, кукарекают, как говорил мой тесть, — не выспался. Сосед, блин, заколебал…

— А ты его «вбый»!.. Чтоб спать не мешал! Чайником по сковородке!.. оптимистично посоветовал Президент, вальяжно закуривая.

Лешка осекся, но быстро «восстановился», видимо, относя «президентский» совет на хорошее настроение Саныча. Миролюбиво ответил:

— Ну ты даешь, Саныч. В принципе, сидеть не охота. Хотя, по системе, от сумы и от тюрьмы не зарекайся, как говорится… Я жене тоже говорил: мне за тебя, дуру, сидеть не охота, но жить, элементарно, тоже хочется. Во! — он опять показал шрам на голове. — А тесть…

— Не-е-т, Лексей, — вкрадчиво, но настойчиво прервал его Президент. Ты ведь умный парень, надо было с ним — нет, не с тестем, а с соседом по-умному. Чтобы раз, но навсегда.

Тон Президента показался мне зловещим, но для Лешки эта явная наигранность оказалась пока недоступной. Не привык он, чтобы Президент говорил о чем-то несерьезно — вот в чем дело. Поэтому мог оценивать слова Президента как угодно, но не как глупую шутку или, тем паче, как утонченное издевательство. Потому что если раньше Президент и издевался, — что было, то было — то как-то по-другому, как-то это было очень уж понятно и, кстати, поэтому необидно (расстраивался после этих «издевательств», почему-то, сам Президент).

Президент стал посвистывать и строить глупое лицо, с преувеличенным вниманием глядя на дорогу.

— Ну и что я должен относительно этого соседа-придурка делать? — Лешка надеялся получить практический совет. Какую он ни испытывал неприязнь к Президенту, а все-таки считал его вполне образованным. — В правоохранительные органы, что ли заявить, пусть оштрафуют за хулиганство? Он же общественный порядок нарушает — лишает граждан заслуженного покоя. Весь подъезд страдает.

Президент улыбнулся:

— Да ну что ты, Лексей, сам же говорил: менты — колуны, и те невпопад, судьи — грабли, и те дырявые; всех бы в одну подсобку с мелкой решеткой, да запереть. Не-е-ет. Здесь надо мозги включить. Я бы вот что тебе посоветовал…, - тут Президент сделался очень серьезным, как будто выступал на профсоюзном собрании. Нахмурил брови, губы в узел собрал. С таким выражением лица он просто не мог иронизировать — так я до сегодняшнего дня думал. Понизил голос и даже оглянулся, хотя оглядываться в кабине не на что, разве что на календарь с голой женщиной. — Только ты потом, ежели раскусят, никому не говори, что это я тебе посоветовал. Идет?

Лешка кивнул и аж рот открыл — само внимание.

— Ты его, прости господи, попробуй… поджечь. Да-да, что вылупился: сгорит и нет проблем. Все соседи спасибо скажут. Заодно, и слава Герострата тебе обеспечена. Знаешь, мужик был один в Древней Греции, Герострат. Простой такой мужик. Храм сжег — и прославился!.. Дешево и сердито.

У Лешки вытянулось лицо, он испуганно взглянул на меня.

— Да ты что, Саныч… Николай Александрович… Нашел тоже древнего грека. Я, конечно, никому не скажу про твой, извини, Герострат, но и делать этого, понял, не буду. Что у меня, файлов не хватает, что ли? Я же, кажется, русским языком сто раз говорил, что сосед этот — через стенку живет, двери рядом. — Видно было, что Лешка обиделся: — Ты, Ник Саныч, прости господи, наверное, хочешь, чтобы и я заодно, в принципе, сгорел, а? Со всем имуществом…

— Ах ты, незадача!.. — Президент озабоченно схватился за подбородок, шумно потер дневную щетину. — Забыл, забыл, Лексей, извини. Сам-то ты, конечно выскочил бы, а вот имущество — конечно. Конечно, в принципе, конечно. Но с другой стороны, Лексей, по идее, память все-таки останется: был такой телевизор, был видик, костюм выходной… Ведь главное — память? Ты же сам говоришь: «война-с!» Ради нужного дела кому-то и пострадать не грех! По системе-то, а! А як же-ж!..