Раймон Руссель - Locus Solus. Антология литературного авангарда XX века

Она смотрит, как уходит Грегори, и с помощью бинокля следует за ним по парку. Скорее всего он отправится прямиком в галерею «Лайт», однако нельзя исключать возможность, что он не вернется… Он сделает все, лишь бы уничтожить ее, ее разрушить, преумножить муки, ежедневно испытываемые ею от неустойчивости, шаткости, двусмысленности, уклончивости всего, что говорится и делается.

Но, несмотря на вышеупомянутую неустойчивость ее восприятия, она может легко взбежать по лестнице,

может она и пришить пуговицу,

приготовить омлет с грибами,

спокойно раздеться перед открытым окном,

зажать чью-то голову между бедер,

едва заметно поворачивать за обеденным столом голову то влево, то вправо

и серьезно слушать, о чем говорят мужчины по обе стороны от нее.

Что еще может она сделать?

Страдая от тягостной ненадежности, отмеряющей точный, строгий предел прочности всего на свете, она может также подавлять свои вопли.

Может в панике дожидаться возвращения Грегори.

Может убить какое-то время, сочиняя письмо отцу, который, как всегда, проводит лето в своем захудалом сельском домике.

Тут вступает ее отец. Его левый глаз подергивается через, кажется, равные промежутки времени. Но его почерк вполне обуздан, весьма тверд и может даже показаться самоуверенным и властным. Где бы ему ни случилось оказаться, он ждет почтальона, ждет конверта с ее нервными каракулями.

Зачем я пишу отцу это письмо, спрашивает себя Мод. Я пишу это письмо, чтобы причинить ему боль.

Один из тех погожих дней, что выдаются в начале июня или в конце августа. За неделю Мод получила с полудюжины открыток от отдыхающих за границей друзей. На многих из них вдосталь синего неба — даже, если вдуматься, в избытке. Этот цвет очень любят загорелые мужчины и женщины, распростершиеся на белом песке пляжа, устремив к небу бессмысленный взгляд. Получаемые ею открытки всегда ободряюще таинственны. Если бы ты только знала, кто спит с Лу. П и С вновь разошлись. Он пытается убедить меня уйти от Ф. Кто такая Лу. Кто такие П и С. И кто это Ф? И эти намеки на экзотические персидские ритуалы в пещерах. Все открытки адресованы ей и Грегори, считается само собой разумеющимся, что они, по крайней мере в настоящий момент, по-прежнему делят все ту же совершенную квартиру, выходящую на Центральный парк. Что они по-прежнему делят все ту же величественную ванную комнату из голубого кафеля с утопленной в полу ванной и при случае, когда того требует ситуация, благосклонно сравнивают друг друга с кем-то другим, кто внезапно возник в их жизни, кто призывно улыбнулся одному из них улыбкой, которую ни с чем не спутаешь… Мод невдомек, возможно, каждый, кто писал или звонил ей по телефону, лучше осведомлен о женщине на фотографии, чем она. Ей невдомек, не встречается ли как раз сейчас с нею Грегори. Может быть, он и заказал фотографу снимок этой женщины в черном купальнике. Похоже, ее уже ничем не удивишь.

И все-таки, несмотря на свою почти беспристрастную осведомленность о постоянной неверности (что за старомодное слово) Грегори, она ошибается, считая, будто может написать своему отцу такое, что способно причинить ему боль. Он свыкся с ее попытками причинить ему боль, поскольку легко распознает эти намерения. Нет, ее письмо отцу боли не причинит. Больно было, когда у него украли новый велосипед, когда затопило посаженные помидоры, и всякий раз, когда, возвращаясь в город, он опаздывал на поезд, было ужасно, мучительно больно.

Что же как раз в этот момент делает ее отец. Он работает над своим восемнадцатым романом. Его главная героиня Агнес, разведенная женщина, идет в задумчивости по Мэдисон-авеню, бросая время от времени взгляд на наиболее притягательные витрины. Отцу Мод никогда, кстати сказать, не приходило в голову задаться вопросом о хрупкости стекла или задуматься о подлинной функции зеркальных оконных стекол в постиндустриальном обществе. Не слишком отличаясь в этом от его дочери, героиня романа Агнес может взбежать вверх по лестнице,

пришить пуговицу,

приготовить на семерых пирог со шпинатом,

швырнуть вазу через всю комнату,

отрегулировать миниатюрную стиральную машину на кухне

и решительно разыскивать в словаре точное слово, слово, которое сулило бы своего рода избавление, которое бы свидетельствовало об облегчении бремени, внезапно, в самый неожиданный момент ощущаемого некоторыми у себя на сердце или примерно в той области, где оное, как они подозревают, находится, где-то пониже левого плеча — и чуть-чуть правее.

Как и его дочь, его героиня Агнес может часами легкомысленно щебетать по телефону со своей лучшей подругой. Это вписывается в форму романа. Беседа может показаться банальной, однако она способствует развитию романа. При этом отец Мод чрезвычайно разборчив в выборе деталей — и тех, которые он хочет выпятить, и тех, которые хочет опустить. Если швейцар чуть не падает, а Агнес, его героиня, по ошибке нажимает в лифте не на ту кнопку, он не спешит упомянуть об этом. Он замалчивает присущий всем страх, что, пока тебя нет дома, кто-то сменит в твоей двери замки. Все его персонажи-мужчины несколько неуклюжи, но храбры. Они, похоже, отдают явное предпочтение зимним пальто с меховыми воротниками и в предвкушении разглядывают у себя в спальне голую женщину. Женщина в данном случае — это Агнес. Она стоит горделиво (?) выпрямившись, слегка расставив ноги. Все мужчины согласны, что у нее великолепные ноги. Полные икры. В третьей главе его восемнадцатого романа Агнес вот-вот трахнут. Она это знает. Она это предвкушает. Можно сказать, что она проснулась с этой идеей. Это случится сегодня, сказала она себе. Не то чтобы она предвкушала все в мельчайших подробностях, нет, только в самых общих чертах, что, впрочем, не сказывается на ясности ее восприятия того события, которое должно воспоследовать. Это может случиться в любой момент. Во время кульминации она может лежать на спине, или сидеть на столе, или припасть к полу. Позиции, ибо именно так все это зовется, узнаются настолько же легко, как и предметы, с таким тщанием и заботой выставленные в любой, какую ни возьми, витрине на Мэдисон-авеню. Женщина с легкостью может потратить целый час на выбор блузки, спрашивая себя: купить ту или эту. Женщина всегда способна узнать красивую блузку. Легко может узнать женщина и член, даже в обвисшем состоянии. Каждый акт узнавания представляет для рассудка отдельную проблему. Как же мне правильно откликнуться, спрашивает героиня в романе ее отца. Очевидно, возбудить мужчину. При этом мужчина, так сказать, отступает на задний план, сливаясь воедино с обоями, пока Агнес сосредоточивает все свое внимание на его члене.