Джилл Сантополо - Свет, который мы потеряли

– Это его фотография, – сказал ты. – Сегодня на занятиях мы рассматривали его работы, и мне был понятен их смысл. Я чувствовал его всем сердцем, всей душой, всем, чем только можно. Вот так и я хочу снимать. Должен, понимаешь?

Глаза твои пылали, такого огня я в них прежде не видела.

– Я понял, что, если хочу делать что-то хорошо, по-настоящему хорошо, как ты сейчас стараешься делать в этом вашем шоу, мне надо уехать из Нью-Йорка. В другом месте я со своим фотоаппаратом способен сделать гораздо больше.

– Уехать? – эхом отозвалась я. Из всего, что ты наговорил, у меня в голове осталось только это слово, и оно горело там неоновой рекламой. – Как уехать? А как же я?

На секунду лицо твое опустело, и я сразу поняла, что ты ждал от меня совсем других слов. Но, честное слово, чего же ты ожидал?

– Я… я не думал сейчас о тебе… и о нас с тобой… Это просто моя мечта, Люси. – Он словно оправдывался. – Я лишь говорил, о чем мечтаю. Тебя это огорчает?

– А ты хочешь, чтобы я плясала от радости, когда в твоей мечте для меня нет места? – спросила я.

– Я не говорил, что для тебя в ней нет места.

Я вспомнила, что несколько месяцев назад ты рассказывал про своих родителей. Попыталась выключить эту неоновую рекламу, не думать о том, что слово «уехать» может натворить в моей душе, не замечать, что мои вопросы ты оставил без ответа.

– Хорошо, ты просто об этом мечтаешь, – повторила я твои слова. – Но твоя мечта не пустяк для тебя.

В твоих глазах стояли слезы.

– Я хочу, чтобы каждый из нас понял: у людей, где бы они ни жили, одни и те же мечты и мы мало отличаемся друг от друга. Если я смогу это сделать, если смогу протянуть ниточку… – Ты помотал головой – никак не мог подобрать нужных слов. – Но мне надо больше фотографировать, больше учиться, ходить на разные курсы… Перед тем как уехать, я должен уже чего-то достичь.

Значит, время еще есть. У нас с тобой есть время. Возможно, получится, как у тебя с мамой: уезжая, ты будешь любить меня издалека, а закончив работу – возвращаться ко мне. Не так страшно, как казалось на первый взгляд. Может, все выйдет и неплохо.

Я обеими руками вцепилась тебе в руку:

– И ты достигнешь. Если действительно хочешь, у тебя получится.

Потом мы долго сидели обнявшись на диване, дышали в унисон, и каждый думал о своем.

– Можно, я тебе кое-что скажу? – спросила я.

Не глядя на тебя, я почувствовала, что ты кивнул.

– Я очень боюсь, что когда-нибудь я стану как моя мама.

Ты повернулся ко мне:

– Но ты ведь любишь ее.

Это верно. Я любила ее. И сейчас люблю.

– Я тебе рассказывала, что она познакомилась с папой, когда они учились на юридическом? Рассказывала?

Ты покачал головой.

– Она у тебя юрист?

– Была юристом, – ответила я, кладя голову тебе под подбородок. – Работала в окружной прокуратуре Манхэттена, а потом родился Джейсон, за ним – я. И она ушла с работы. Вся жизнь ее сузилась до нескольких близких ей человек. Жена Дона. Мать Люси и Джейсона. Такое случается со многими женщинами. И я не хочу, чтобы это случилось со мной.

Он заглянул мне в глаза:

– С тобой, Люси, этого не случится. Ты человек страстный, ты знаешь, чего хочешь, много работаешь, в отличие от других.

И ты поцеловал меня.

Я тоже поцеловала тебя, но при этом подумала, что и моя мать обладала всеми этими качествами, но они в ее жизни не сыграли никакой роли. Она все равно потеряла себя. Может, сама так захотела, кто знает?

Порой мы принимаем решения и совершаем поступки, которые кажутся нам правильными, но потом, оглядываясь назад, видим, что ошибались. Но некоторые кажутся правильными даже при оценке задним числом. Все вокруг предупреждали не делать этого, и я прекрасно знаю, что случилось потом, но все равно рада, что в тот снежный январский день переехала к тебе.

– Он же хочет уехать, – говорила Кейт, когда мы с ней сидели на мягких кухонных стульях, а перед нами на столе дымились чашки с кофе.

– Но он ведь не сказал, когда именно, – возражала я. – У него пока нет работы. И возможно, не скоро появится. А если и появится, кто знает, надолго ли? Ну, уедет на время, потом вернется.

Кейт одарила меня взглядом, которым, наверное, смотрит теперь на своих коллег в юридической конторе, словно хочет сказать: «Ты хоть сама веришь в то, о чем говоришь? Да и кто может поверить в эту чушь?»

– Пусть даже через месяц устроится, – сказала я, – пусть уедет на несколько лет, пока он здесь, я хочу пробыть с ним рядом как можно дольше. А вдруг завтра конец света? Или я попаду под машину и не доживу до четверга? Я хочу жить сегодняшним днем.

– Послушай, Лю, – начала Кейт. Она провела пальцами по ожерелью от Тиффани, которое ей подарил Том. В последнее время она надевала его каждый день. – Проблема в том, что жить сегодняшним днем – значит не думать о будущем и не строить никаких планов, это ясно само собой. Конец света маловероятен, возможность попасть под машину стремится к нулю. А вот вероятность того, что Гейб устроится на работу фотожурналистом и махнет за океан, а заодно разобьет твое сердце, очень велика. Я лишь пытаюсь помочь тебе уменьшить риски. Для тебя безопаснее оставаться у меня.

Боже, как было скучно и утомительно доказывать всем и каждому правильность своего выбора. Примерно такой же разговор у меня уже состоялся прошлым вечером с мамой. А за несколько дней до этого – с братом Джейсоном. Алексис поддерживала мое решение, но даже я знала, что ее мнению среди наших подруг доверия нет. Я потеряла счет мужикам, с которыми она спала, и любимое ее присловье было: «А почему нет, черт возьми?!»

– Дело в том, Кейт, – сказала я, – что я уже ко всему готова, живу я с Гейбом или нет. Почему бы не получить удовольствие, пока он здесь?

Кейт с минуту молчала, потом потянулась ко мне и обняла:

– Ох, Лю, сама не знаю, за что люблю тебя, но… смотри, сердечко у тебя хрупкое, сможешь ли его защитить? Не нравится мне все это…

Кейт, конечно, была права. Но в тот момент изменить ход судьбы – твоей, моей, нашей – я уже не могла. Поэтому считаю, что мое решение было правильным. Даже сейчас я уверена в этом. Никогда я не жила такой полной жизнью, не чувствовала в себе столько энергии, как в те пять месяцев, что мы провели вместе. Ты поистине обладал даром в корне преображать нашу жизнь. Я счастлива, что мы сделали этот выбор. Пошли наперекор судьбе, проявили свободную волю.

Вскоре после того, как мы съехались, ты записался на очередные курсы фотографии и тебе дали задание фиксировать на пленку самые разные проявления чувств или мыслей. «Поймать красоту» на одной неделе – с этим проблем у тебя не возникло, тут ты был ас. Потом – «поймать печаль». Счастье, упадок, возрождение – ставились и такие задания. Не помню, в каком порядке, зато хорошо помню, что ты, в неизменной шляпе и обмотанный шарфом, облазил с фотоаппаратом весь Манхэттен. Иногда я тащилась за тобой, до самого подбородка застегнув куртку и нацепив самые теплые наушники. Во многих твоих заданиях в конце концов я становилась центральным персонажем, например на фотографии, где я сплю и по подушке разбросаны мои темные волосы. Кажется, задание тогда звучало: «поймать покой». Я до сих пор храню ее в коробке под кроватью, в рамочке, завернутую в коричневую бумагу. Съехавшись с Дарреном, я никак не могла заставить себя избавиться от нее. И даже когда вышла за него замуж. Может, сейчас стоит достать ее и повесить у себя в кабинете. Интересно, как тебе эта идея?