Ольга Лукас - Рассказы к Новому году и Рождеству [антология]

Наше выступление запомнилось. До конца школы некоторые мальчики встречали меня так: «Здравствуй, Дедушка Мороз, борода из ваты! Ты подарки нам принес, пидорас горбатый?»

Моя тетка работала в Доме ребенка, нас пригласили и туда. Сказали, что сладкого детям не будет: шоколада и мандаринов им нельзя, а игрушки подарят в какой-то другой день. Нужно просто почитать стихи, спеть песню про елочку и поводить хоровод.

В зале музыкальных занятий стояло не больше десяти детей. Все они были больны какой-то очевидной болезнью. Мы с Таней испугались. Схема поздравления прокручивалась в нас хорошо смазанной шестеренкой, но было очень жарко и стыдно, а стихи повисли и тянулись. Самую маленькую девочку придерживала за ручки белая круглая нянечка. У девочки была какая-то казенная стрижка, она слегка раскачивалась и внимательно смотрела на меня. Нянечка вдруг сказала: «Вот, Дедушка Мороз, потанцуй с Машенькой!» А может быть, с Танечкой, Оленькой, с Варюшкой — не помню имени и даже, честно говоря, не помню пола. Мишенька? Коленька? Я согнулся пополам, чтобы ухватить липкие руки ребенка. Машенька следила за мной с непонимающей нежной тревогой. Конечно, не было тогда ни Дома ребенка, ни костюмированного праздника, ни школьной поездки. Был только какой-то сгусток боли, разбавленный до переносимости, из которого все мы пришли, куда мы все попадаем перед черными окнами и куда погрузимся однажды и навсегда. Из этой боли смотрела на меня Машенька (Мишенька, Варвара, Илюша), а я придерживал ее за руки и топтался на месте около нее; я — подделка в костюме выдумки. Пахло вымытым линолеумом.

Никогда, никогда не забуду тебя… хотя ладно. Музыкальный работник, женщина средних розовогубых лет, желтоватая блондинка, заиграла на пианино и слаженно запела, глядя вправо и немного вверх, как будто света искала. Мы с нянечкой подхватили и пошли кругом. Метель ей пела песенку, спи, спи, спи.

В Доме ребенка нам заплатили в тройном размере. На улице я с облегчением разглядывал грязный городской снег и надутые пуховики. В автобусе ехал равнодушно. Ничего не хотелось, и в Петербург — нет, нет, и костюмы надоело таскать.

31 декабря, завтра все переломится, а пока.

Частный сектор называли «рукавом»: это если посмотреть с неба, получится рукав, отходящий от города. Но смотрит ли кто-то сверху? Дворник вычищает здесь тропинку на одного, и мы идем с Таней, одинокие, мало знакомые в общем-то, и не люди, а капюшоны. От фонаря до фонаря чернота, а на свету сугроб блестит желтоватой волной. До Петербурга долго и скользко.

Нас запускают на веранду переодеться среди замороженной летней мебели.

Наступил новый 1998 год, и бог с ним. Василий любил американские сигареты, джинсы, доллары и разбогател тогда ска-зоч-но. Купил вишневую «ауди», снял любовнице квартиру, уехал отдыхать в Египет с женой и дочкой. Молодой, веселый, красивый, золотая цепочка — продолжение загара. А я знаю сейчас, что его дочка, коричневая, яркий купальник, 10 × 15, будет лететь с мужем в фонарный столб и умрет тут же в машине. А Василий тогда не знал, и жизнь пружиной была сжата у его ног.

В Петербург мы, конечно, не поехали. Заработали мало, и куда больше хотелось красивый спортивный костюм с тремя цветными полосами на спине. И хорошо, что купил: мама носит его до сих пор. Я рассматривал Ленинград в старом бабушкином альбоме. На все там падала едва заметная желтизна: в ней плыл катер по каналу, загибался мост, спешила на работу дама в голубом трикотажном костюме (туфельки, сумочка).

Название рождественского гимна.

Псалом Давида (22:4).

Небольшой декоративный сноп из колосков разных злаков. Ставится в угол праздничного стола, символизирует достаток в доме. Иисус родился в Вифлееме, что в переводе означает «дом хлеба», отсюда берет начало традиция ставить в угол рождественского стола дидух или вазу с колосьями пшеницы.

Витой маковый рулет из дрожжевого теста.

24 декабря, навечерие перед Рождеством, во время которого проводится первая рождественская литургия в костелах. Вигилийным ужином заканчивается предваряющий праздник пост.

«Звездочка» — появление первой звезды на ночном небе, символизирующей Рождение Младенца. После встречи Гвяздки, по возвращении со службы, люди садятся за стол.

Oplatek — пресный хлеб, символизирующий тело Христово. Обычай преламывать оплатек с близкими людьми является важнейшим моментом Вигилии в Польше.

Рождественский гимн авторства преподобного Джона Генри Хопкинса (1820–1891 гг.), служителя епископальной церкви, штат Пенсильвания.

Узник, выполняющий административную работу и осуществляющий надзор за рабочей бригадой.

Комплексное помещение, предназначенное для «дезинфекции» заключенных. Перед входом в зауну в рекреации у людей забирали все носильные и личные вещи, брили волосы, наносили татуировки с номерами и вносили имена в реестр.

Иосиф Бродский.

Знак в форме треугольника, который нашивали на одежду для идентификации причин заключения. Черный «винкель» носили капо, фольксдойче, а также заключенные «антиобщественники». Политических заключенных (включая советских и союзных военнопленных, а также членов польского и французского Сопротивления) обозначали красными треугольниками, уголовников — зелеными, Свидетелей Иеговы лиловыми. Евреям, помимо всего, следовало носить желтый треугольник; в сочетании с винкелем эти два треугольника образовывали шестиконечную звезду Давида.

Новоприбывшие заключенные.

Ныне не существующая тюрьма раздельного типа (женские и мужские корпуса) на территории Варшавы. Во время оккупации Польши использовалась для предварительного содержания и пересылки заключенных.

Монастырский комплекс Непоклянув, в переводе с польского «Монастырь Непорочной Девы», основанный отцом Максимилианом Марией Кольбе. Находится недалеко от Варшавы.

Склад с вещами убитых. Существовало две «канады»: первая находилась на территории материнского лагеря (Аушвиц 1), вторая — в западной части в Биркенау.

Сожженные в крематории.

Смертельная инъекция фенола.

3 сентября 1941 года по приказу Карла Фришца в блоке 11 был проведен первый эксперимент по применению «циклона Б» для массового убийства людей. Этот эксперимент стал прообразом газовой камеры. В результате первого применения «циклона Б» было уничтожено 600 советских военнопленных и 250 польских узников.