Евгений Попов - Семнадцать о Семнадцатом [антология]

Тем временем во всех проходах актового зала показались габаритные телекамеры. К шинельному малому подскочила незаметная девушка в современном черном платье, с микрофоном, – вылитая ассистентка с телепередачи.

– Скажите, – раздался голос из президиума, – как вы относитесь к демаршу Мартова и его холуев?

Судя по бородке и торчавшему из головы ледорубу, говорил Троцкий. Впрочем, костюмчик на нем смотрелся абсолютно современно.

– Да, пожалуйста, вам слово! – подхватила возникшая рядом Инесса Арманд в желтоватой блузке.

В руках у Инессы Бочкин заметил карточки с надписью «С’езд», какие бывают у ведущих ток-шоу. Впрочем, была ли это Арманд, Бочкин не знал, а просто окрестил так ведущую за порочный огонек в глазах.

– Под видом свободы эти мартовы хотят превратить страну в сточную канаву, по которой текли бы нечистоты. Но бездействовать мы не будем! – проорал малый.

– Не будем, – подхватил пожилой бородач в другом конце зала. – Может быть, мы задолбали их со своей рабочей духовностью. Зато они нас со своей буржуйской гомосятиной достали еще гораздо больше. И мы не хотим за это платить! Наша духовность, она хотя бы бесплатная. А их гомосятина нам в копеечку вышла!

Инесса энергично и одобрительно кивала.

«Зал! Аплодисменты!» – раздался сверху приказ невидимого режиссера. И зал дал аплодисменты. Бочкин сам не заметил, как принялся неистово бить в ладоши. Лже-Ленин вскочил на трибуну и сипло завопил:

– Земля – крестьянам! Фабрики – рабочим!

Послышался далекий грохот артиллерии. Со всех сторон началось брожение голосов:

– У кого-то чешутся руки!

– Есть такая партия!

– Когда мы едины, мы непобедимы!

– Нет наемному труду!

– Авангард рабочих и солдатских масс…

– Фашизм не пройдет!

– Цели верны, задачи определены!

«Ну и мешанина! И кто им слова сочинял?» – подумал Бочкин и встал с места.

– Закрыть органы печати, – продолжал неистовствовать Ленин, – сеющие смуту путем явно клеветнического извращения фактов, фальсификации истории, маловерия и национал-уклонизма, паникерства и пацифизма!

«Ну все наперекосяк», – сетовал про себя Бочкин, пробираясь между гогочущими матросами вон, в другую комнату.

– Мы готовы взять всю власть целиком, – доверительно прошептал ему солдат, стоявший с винтовкой у раскрытой двери.

Бочкин вышел, пристроившись к таким же заскучавшим на заседании полумаскам. В коридоре нещадно звенели висевшие на стенах телефонные аппараты. Кто-то из зрителей снял одну из трубок. Бочкин на ходу проделал то же самое. Тревожно-ласковый голос в трубке сообщал:

– Прежде всего нужна была армия, не желавшая более сражаться. Весь ход революции, с февраля по октябрь включительно, выглядел бы совершенно иначе…

Бочкин бросил трубку на рычаг и двинулся дальше.

Навстречу ему плелись юнкера, казаки, ударницы женского батальона. Вид у них был понурый.

«Ага, значит, где-то здесь Зимний дворец», – догадался Бочкин.

И вправду, из громкоговорителей доносилось:

– Правительство может передать власть лишь Учредительному собранию, а потому постановило не сдаваться! Отдать себя под защиту народа и армии! Пускай народ и страна ответят на безумную попытку большевиков поднять восстание в тылу борющейся армии!

Стало как-то совсем темно, и Бочкин еле различал, где актеры, а где зрители. Мимо толпы медленно, с рычанием, в луче прожектора поехал картонный муляж автомобиля с американским дипломатическим флажком. В автомобиле пряталась фигура во френче, пышной женской юбке и с яркой балаклавой на голове.

– Керенский! Керенский! – зашептались актеры.

«Вранье на вранье, – уже без возмущения подумал Бочкин. – Дождусь «Авроры» и пойду на выход».

За картонным авто Керенского, в таких же лучах прожекторов, протарахтели картонные мотоциклы с байкерами в банданах, следом семенила толпа непонятных людей в современных кашемировых пальто с прижатыми к грудям мироточащими иконами Николая Второго.

Потом во тьме загорелся циферблат, запрыгали цифры: 21–39–57, 21–39–58, 21–39–59 и, наконец, 21–40–00. Хлопнул выстрел. На стенах, в лучах кинопроектора, гордо встала в водах Невы «Аврора». Через секунду все задвигались, зашумели и куда-то помчались, увлекая за собой Бочкина.

«Почему Ахиллес никогда не догонит черепаху, – замелькало у него в голове невпопад. – Догнать и перегнать. Держись корова из штата Айова. Мы видим город Петроград в семнадцатом году, бежит матрос, бежит солдат, стреляет на ходу… Смольный?! Вина и водки нет? А где есть? В Зимнем? На штурм! Ура!!!»

– Ура-а-а! – вторила толпа мыслям Бочкина.

Рядом, пыхтя, бежали молчаливые красные полумаски, красноармейцы и разный лохматый сброд со штыками наперевес. Наконец вломились в освещенную залу, из которой разветвлялся лабиринт лестниц. В зале валялись белые обломки статуй, кто-то разбил бутылки с вином, и под сапогами, в фиолетовых лужах, хрустели осколки. На лестнице какой-то пьяный матрос навалился на дебелую защитницу Зимнего и, урча, раздирал ей шаровары под юбкой защитного цвета. Другую женщину, совершенно растрепанную, с безумно вытаращенными глазами, тащили куда-то запакованные в скафандры омоновцы. Женщина зычно и неразборчиво вопила.

Бочкина прибило к перилам величественной лестницы. На ступеньках – так ему почудилось из-за сходства рубашек – топтался в своей кровавой полумаске потерявшийся приятель. Бочкин ринулся вверх, но тут же понял, что обознался. Это был совсем незнакомый зритель, жадно озиравшийся по сторонам с несмелой улыбкой.

– Идемте, идемте, – поманил их с верхней ступеньки какой-то сухопарый господин в сюртуке, – за мной, за мной, идемте за мной. Не бойтесь…

И Бочкин с улыбчивым зрителем пошли следом.

– Я такой же путешественник по времени, как и вы, – признался им господин, прижимая палец к губам. И открыл нарядную дверь.

В роскошном зале за круглым столом сутулились министры Временного правительства. Бочкин сразу узнал их по безвольным подбородкам и расставленным на столе чайным чашкам из императорской коллекции.

– Эти суммы будут суммироваться в пределах предельных сумм, – хрипло сказал один из министров.

– ВТО – это вам не морковка, а набор довольно сложных обязательств, – уныло подхватил второй.

– Все, что мы говорим, отольется в граните, – вздохнул третий.

Господин в сюртуке ходил вокруг стола и бесцеремонно заглядывал министрам в чашки.

– Они пьют заваренный чай, – пояснил он, – а между тем уже тринадцать лет как изобретен чай в пакетиках.

– Правда? – вдруг с интересом переспросил четвертый министр.

– Правда, правда, – поддакнул господин в сюртуке. – И чаю со льдом тоже уже тринадцать лет. Совпадение? Не думаю.