Инга Кузнецова - Пэчворк. После прочтения сжечь

Сомнительный подход. Кому нужны все эти прямые свидетельства? Сумма свидетельств? Родители хотят совершенно иного: адаптировать детей к социуму, приблизить их к конвенциональным вещам. Если бы они догадывались, насколько мой вектор противоположен. Если бы они знали, что, по-моему, тут важнее всякой адаптации. Да и жизни, впрочем. Если бы они это поняли, они бы не доверили мне своих детей.

(так в чем же дело)

Возможно, они добились бы отстранения и – далее – ареста. И были бы по-своему правы. Что такое «жизнь» вообще, я не знаю, и не хочу знать. Я к ней не стремлюсь. Возможно, моя витальность исчерпана. Остались возможности понимания и…

(самозванство)

Мне часто снится один и тот же сон, с небольшими вариациями. В этом кино я – школьник или школьница (пол в таких снах не важен, там перемещаешься как сознание внутри какого-то пятна тела), причем работающий школьник, который учится в последнем классе и так и не успевает за полгода или даже за год явиться на урок географии (или труда, или какой-то трудовой географии). Работающий школьник не ходит на уроки труда – такова ирония сна. И вот уже конец апреля, и скоро выпускные экзамены, и оказывается, что этот «труд», это пришивание пуговиц в разных географических местах и отчеты о том (что-то такое мельком герой видит в тетрадях одноклассников в промежутках между школьными событиями) – один из главных критериев, по которым будет оцениваться его состоятельность. И есть еще странные новые предметы, протонауки, о существовании которых он (то есть я) даже не успел (успела?) узнать. И вот теперь, сквозь сложную оптику ночного артхауса, все летит ко «времени че», и меняется стиль, теперь должен начаться чистый экшн: раздается звонок, на столах распахнуты учебники по неизвестному мне предмету, раскрыты на одном из заключительных параграфов, а я наконец-то здесь – листаю тетрадь подруги-друга-брата-сестры, и чувствую, что именно сейчас со мной захочет познакомиться учитель и, конечно, потребует ответа на вопрос, где я все это время была/был. И все это легчайшая катастрофа смещения, какой-то структурной ошибки. И все очень ярко. Я чувствую тихую, базовую свою правоту – но и веселую панику, которая переливается внутри коромысла рук-плеч и собирается в ладонях, как маленькая граната. А где я все это время была или был, не показывают.

(между определенностями)

Я сжимаю горячую Васину ладонь и отдаю его ступенькам крыльца, передаю с рук – перилам, кричу вслед слова прощанья, а он уже вытаскивает из кармашка ключ, отдирает от стены заторможенную магнитом дверь. Я иду в парк.

Какие-то смутные представления о противостоянии «квадратному» начинают роиться в голове. Нужно очертить задачу. Пока у меня остаются силы, мне нужно их рассчитать и толково потратить. Сейчас я попала в промежуток между чем-то определенным, который воспринимается как отдых. Я достаю из внутреннего кармана сумки свою искусственную безмятежность. Это мой старый блокнот.

(темный стиль)

Когда-нибудь я напишу трактат. Он так и будет называться:

«ЭСКИЗНЫЙ ТРАКТАТ О ВРЕМЕНИ».

Я ускользнула в промежуток.

Этот трактат будет начинаться так.

Первое. «Время осыпалось со звезд и считается временем» (нужно резко и глупо начать).

Второе. «Время рассыпалось там и тут, превращаясь в то и другое» (что поделать, таков вдохновенный и темный стиль подобных трактатов).

Третье. «Время – всегда против тебя, но можно удерживать временное и едва ли возможное равновесие своих сил, постоянно размышляя о времени».

Время, смерть. Да, смешно. Куда тут ни пойди, везде упрешься в стену.

(валенки)

Разве можно хотя бы на время отвлечься от размышлений о времени, если среди нас живут простые, но впечатляющие символы его необратимости?

Однажды я случайно бросила в стиральную машинку синие шерстяные носки, когда-то связанные мне бабушкой. До этого я стирала их вручную. А бабушка умерла. После машинки высохшие носки превратились в крошечные валенки. Честно говоря, они и так мне были маловаты, но я их носила дома, ради бабушки. И до ее ухода, и после. После – особенно. А теперь «валенки» так и лежат на стиральной машинке. И всякий раз, когда я вхожу в ванную, я смотрю на них, запихивая костяшки пальцев себе в рот.

(абсурдное ликование)

Я думаю о том, что же может перевесить это чувство утекания, ускользания, невозврата. Любовь? Общее место – любовь? Да, но я здесь сделаю временную интеллектуальную выемку. Я не хочу сейчас думать об этом феномене. Есть еще варианты? (Я сажусь на скамейку, задираю голову и разглядываю синие просветы между желтыми листьями.) Красота? Пожалуй. Как что-то, выходящее за пределы разумного, за пределы достаточного для буквального выживания. (Сегодня ясный день, вчерашние лужи испаряются, оставляя после себя скромную кашицу грязи.)

Думать. Внезапно мне становится как-то дико хорошо, и совершенно ни от чего и ни почему. На нос мне плюхается капля. Блокнот нашелся вчера, половина листов остались в нем неисписанными (я так и не удосужилась разобрать спортивные сумки бегства, но вчера расстегнула одну из них, и он выпал в ладони, точно подсказка).

Я щелкаю шариковой ручкой и набрасываю:

«Абсурдное ликование – против конечности всего.

Возможно, переживание абсурдности (безоценочное, острое) можно противопоставить смерти биологического существа. Привет, Камю. Это переживание – самозащита. Балансирование на остроте абсурда скатывается в смех. Но не всегда».

(пунктиры)

А само время имеет жестяной привкус. Оскомина времени на губах. К чему тут ликовать?

Время хватает за горло, подкатывает комком сдерживаемой истерики. Здесь не помогут никакие трактаты, зачем же я так вру?!

Нельзя.

Подобрав упавший лист, рассматриваю прожилки. Жить в осени, питаться ранней осенью, запахами всего уходящего, угасающей, тлеющей листвы… Мне бы этого хотелось.

Но все-таки я – не из тех, кто про листья. Мое дело – дырки, просветы. Вещи, объекты проскальзывают у меня между пальцев. Но остаются пунктиры связей между ними. Это мое дело. Если дунешь – улетучатся и они.

(время и стремя)

Знаю: и собирать, и разбрасывать камни одинаково трудно, но все-таки легче, чем встречаться с неприкрытым временем.

Эй, ты, наглое и бесчестное! Я встречусь с тобой.

Удар временем подобен удару током. Резиновые перчатки философии не помогут. Все предметы, все вещества, все существа проводят время.

Быть хотя бы полупроводником его – это решило бы многое.

Съежившись на скамейке, записываю:

«Точки опоры в вопросах времени не существует.

Время имеет вес, не имея массы. В этом оно сходно со значением.