Даниэль Орлов - Долгая нота (От Острова и к Острову)

На зимние каникулы Валентин решил отправиться к матери. Впервые он летел туда на самолёте. За неделю до Нового года взял билет с пересадкой в Талагах. Ночь провёл в аэропорту Архангельска, днём вылетел на Остров.

В свой последний приезд они с Ольгой просидели дома почти безвылазно. Ольгу сильно тошнило. Токсикоз разыгрался не на шутку, и она две недели пролежала на диване, с ужасом представляя себе обратный путь до Кеми. Валентин сходил с матерью на могилу к Сергею Андреевичу, помог Ваське установить купленный по объявлению бойлер, очистил обломком старой бритвы оконные рамы от облупившейся краски и покрасил заново. Мать пять лет назад увлеклась составлением лекарственных сборов и продавала их теперь паломникам. Своими травами она и Ольгу отпаивала, снимая приступы тошноты. За травами мать после работы уходила в леса и на прибрежные луга, где собирала их «по науке» — перед закатом, пока ещё не выпала роса. Потом сматывала в аккуратные пучки-венички, сушила, подвесив к бельевым верёвкам в коридоре. Соцветия раскладывались на подоконниках на свёрнутых вчетверо газетах. Она ссыпала высушенное богатство в полотняные мешочки и шариковой ручкой писала название по латыни. В доме от трав пахло уютно и прело. И Валентину очень хотелось вновь почувствовать этот запах, вдохнуть тёплый пряный воздух дома, обнять мать. Милую свою старенькую маму, которую любила его и скучала по нему.

Васька встретил Валентина в аэропорту. Дал пендаля валенком, расцеловал в щёки, подхватил рюкзак и повёл мимо ангаров к оставленному заведённым грузовику.

— Ты что без Ольги, без Варвары? Когда матери внучку покажешь?

— В другой раз, брат, — Валентину не хотелось рассказывать о случившемся, — они сейчас у Ольгиных родственников на Онеге.

— Раздельный отпуск? Понимаю, — Васька захохотал и ткнул Валентина кулаком под рёбра. — Совсем ты забурел, как посмотрю: куртка модная, ботин-

ки — настоящий москвич. Тощий только какой-то. Ну ничего, мать тебя откормит. Она уже с вчера пирожки смастрячила. С черникой, как ты любишь. В том году банок тридцать литровых черники закрутили. Хороший выпал сезон. Грибов, опять же, собрали. С собой потом возьмёшь. У меня сушёных два пистона от спальников полные. Не знаю куда девать. Думал, что туристам продам, а туристы на грибы не ведутся. Им рыбу подавай, да ещё и копчёную, чтобы везти было удобно.

Васька лихо гнал грузовик по укатанной до льда бетонке. Ели по краям роняли снег с опущенных лап. Въехали в посёлок верхней дорогой, остановились на минуту возле магазина, спустились к замёрзшему шлюзу, проскочили вдоль монастырской стены и выбрались на тракт до Ребалды. Машину трясло, кузов сзади жизнерадостно гремел тяжёлым железом. Васька болтал всю дорогу, то и дело миролюбиво тыкая в Валентина кулаком. Печка в кабине расстаралась на полную мощь, натопив, словно в сауне. Валентин расстегнул куртку и снял мохнатую свою шапку.

— Брателло, ты что же так поседел? Блондинистость твою седина перебивает. Тебе же тридцатник только! — Васька удивлённо поглядывал на волосы брата.

— Москва старит, — отшутился Валентин, — Там год за два. Скорость проживания иная.

— Не звезди! Скорость у него не та. Жрёшь дрянь всякую и дышишь говном, вот и седеешь. Или в отца пошёл. Это скорее. Дядя Боря седой был и длинный, как ты. Это я только лысею, а у тебя, смотрю, всё так благородно. Эх, как ни крути, хоть и родные мы с тобой братья, а разные. Ну совсем не похожи! Ты в мать цветом волос, фигурой в отца. Я же весь в папашку моего. Он, кстати, тут теперь. С нами живёт.

— Дядя Лёня здесь? — изумился Валентин.

— Ну да, — Васька харкнул, опустил стекло и смачно сплюнул, — туточки. Весной ещё из Ленинграда приехал. Ремонт нам помог сделать, да так и остался. Мать не гонит. Не чужой же человек. Теперь механиком подрабатывает, устроился. Руки у него, конечно, золотые. Я в него пошёл, — Васька заржал, — только я симпатичнее.

— Ты-то, охламон, жениться не собираешься? — Валентин улыбнулся и посмотрел на брата.

— Ну а что мне жениться? В чем смысл этого мероприятия? Есть у меня одна в Кеми. Летом к ней плаваю. Но жениться… — Васька свистнул. — Нет, Валь, как говорится, хорошее дело браком не назовут. Сдалась мне эта обуза! Мне и так прекрасно. Летом студенточки приезжают — симпатяжки, дачницы всякие. У нас тут теперь дачники. Понастроили архангельские домов, на лето жён своих с детьми привозят. Очень, знаешь ли, милые попадаются. Нет. Нахрен жениться? Внуков, что ли, матери не хватает? У тебя Варька, у Кирки эти охламоны: Клаус с Петером — назвали же… Имею полное право о продолжении рода не думать. Да и нанянчился я с вами, пока мелкие были. Помнишь, как тебе подзатыльники отвешивал?

— Помню, — Валентин достал сигарету, предложил Ваське.

Васька сигарету взял, хмыкнул, отломал фильтр и прикурил от поднесённой Валентином зажигалки.

— Семейная жизнь — это жизнь сложная. Всякие ссоры-примирения, то да сё. А я всегда при матери. Даже когда Андреич жив был, всё равно я себя над ней старшим чувствовал. Так что теперь моя судьба так с матерью и жить. Ну какая тут может появиться женщина? Зачем она? Нам и с матерью хорошо. А как отец приехал, так не поверишь, Валька, вообще у меня ощущение, как что-то новое началось. Словно семья у нас опять. Такое только в детстве было — я помню. А теперь с работы возвращаюсь — так они сидят вдвоём на диване перед телевизором. Уже старые оба, но такие трогательные, что иной раз чуть не плачу. Правду говорю. Папашка за мамой ухаживает. Цветы тут на день рождения принёс. Ты можешь себе представить зимой на Острове цветы? У лётчиков заказал. Сам съездил, сам заказал, сам привёз. Мать в слезах, понятное дело. Эх, старые люди, а что дети! Ну, может, так всё оно и должно быть. А ты говоришь — женись.

Васька остановил грузовик за домом. Валентин спрыгнул с подножки, вытянул рюкзак и поднялся по лестнице. Мать в фартуке, с руками, осыпанными мукой, бросилась к нему навстречу, обняла, затормошила, зацеловала. Дядя Лёня вышел из комнаты. Похудевший, высохший весь, но при этом прямой, широкоплечий, каким его и помнил Валентин. Он дождался, когда мать отпустит сына, подошёл, обнял, сжал своими крепкими пальцами Валентинову ладонь.

— Привет, Валентин Борисович! Как же ты вымахал! Ты меня выше на голову почти. Сколько же не виделись?

— Лет шестнадцать, дядя Лёня, — Валентин ответил на рукопожатие, — последний раз, когда вы приезжали рыбачить, я в шестом классе учился. Помните, как вы с Сергей Андреичем чуть не утонули?

— Помню, Валя, помню. Попёрлись на рассохшейся лодке. Натерпелись оба страху. Да. Жаль Андреича, хороший мужик был. И Татьяну любил, и Ваську, и тебя. Жаль. Ну, проходи, товарищ доцент, располагайся. Небось, уже забыл, что дома и как? Где руки моют, помнишь?