Ган Хан - Вегетарианка

– Я хотела бы, чтобы не смывалось.

Он растерялся, не зная, что ответить, и посмотрел прямо ей в лицо, наполовину скрытое темнотой.

Они выехали на оживленную дорогу и нашли переулок, где располагались ресторанчики и кафе. Ради нее, вегетарианки, он выбрал заведение под вывеской «Храмовая еда». Они заказали комплексный ужин, и тут же стол заставили аккуратными тарелочками с закусками; их оказалось не менее двадцати. Затем подали горячий рис с каштанами и конопляными семечками. Глядя, как она держит ложку, он вдруг подумал, что почти четыре часа подряд видел ее обнаженной и не прикоснулся ни к одному волоску на ее теле. И хотя с самого начала он планировал лишь снять ее наготу, неожиданно для себя сексуального желания не почувствовал.

Однако сейчас, глядя, как она сидит в толстом свитере и отправляет в рот ложку с рисом, он понял, что чудо этого дня, которое остановило настойчивое страстное желание, заставлявшее его страдать вот уже почти год, закончилось. Перед глазами – знакомый ад – пронеслось видение: он набрасывается на нее, впивается в медленно шевелящиеся губы, валит на пол, да так грубо, что все посетители кричат от ужаса. Опустив глаза, он проглотил рис и сказал:

– Почему ты не ешь мясо? Меня всегда это интересовало, но спросить я не мог.

Ее палочки, ухватившие салат, застыли; она посмотрела на него.

– Если тебе трудно об этом говорить, не отвечай, – сказал он, борясь с сексуальным видением, которое никак не покидало его.

– Нет, не трудно. Только все равно не поймете, – произнесла она равнодушно и начала жевать салат. – …Из-за сна.

– Из-за сна? – переспросил он.

– Я видела сон… поэтому не ем мясо.

– Что же… тебе приснилось?

– Лицо.

– Лицо?

Она ответила ему, не знавшему всех обстоятельств, тихим смехом. Почему-то он прозвучал мрачно.

– Я же сказала, что вы не поймете.

Он не смог спросить, почему же тогда, сидя на солнце, она выставила голую грудь всем на показ. Как мутировавшее животное, в котором совершался фотосинтез. Тоже из-за сна?

Остановившись перед ее домом, он вместе с ней вышел из машины.

– Спасибо тебе большое.

Вместо ответа она улыбнулась. Выражение ее лица, заставившее его вспомнить о жене, было спокойным и задумчивым. Она казалась совершенно нормальной женщиной.

«Нет, она на самом деле вполне нормальная, – подумал он. – Если кто-то ненормален, так это я».

Она кивнула ему на прощание и скрылась в вестибюле здания. Он ждал, когда в ее комнате появится свет, но окошко так и осталось темным. Он завел мотор, нарисовал в своем воображении ее комнату, ее обнаженное тело, как она юркнула под одеяло, не приняв душ. Снова ее тело, покрытое яркими цветами, – оно было с ним до той минуты, пока он не взмок от пота. Тело, к которому он не прикоснулся даже кончиком пальца.

Он страдал.

Было ровно девять часов десять минут, когда он нажал на звонок квартиры № 709. Открывшая дверь женщина тихо сказала:

– Чиу только что уснул, все маму ждал.

Девочка с косичками, на вид ученица второго-третьего класса, протянула ему пластмассовый экскаватор. Со словами благодарности он засунул игрушку в сумку. Затем открыл дверь в свою квартиру № 710 и лишь потом осторожно взял на руки спящего сына. Путь от холодного коридора до кроватки в детской комнате показался ему очень длинным. Пятилетний ребенок все еще сосал палец. Должно быть, его сон, потревоженный перемещением, прервался, потому что, когда он уложил сына в постель, в темной комнате раздалось тихое причмокивание.

Он вышел в гостиную и зажег свет. Запер входную дверь за замок, сел на диван. Посидел немного, погруженный в свои мысли, встал и, открыв входную дверь, вышел из квартиры. Спустившись на лифте на первый этаж, уселся за руль своей машины. Обхватив сумку, хранящую в себе две шестимиллиметровые кассеты и альбом для эскизов, посидел несколько минут и наконец открыл крышку зазвонившего мобильного телефона.

– Как сын?

Голос жены звучал спокойно.

– Спит.

– Он поужинал?

– Поужинал, наверное. Он уже спал, когда я пришел за ним.

– Хорошо. Я буду примерно к одиннадцати.

– Он крепко спит… Вот я и…

– Что?

– Я съезжу в студию. Надо кое-что еще доделать.

Жена не отвечала.

– Чиу не должен проснуться. Спит очень крепко. Ведь в последнее время он как уснет, так до утра и спит.

Молчание.

– Ты слышишь?

– Да, слышу.

Неожиданно ему показалось, что жена плачет. Видимо, в магазине никого нет. Болезненно реагируя на взгляды посторонних, она не позволяла себе слез на людях.

– …Если хотите ехать, поезжайте.

Фраза прозвучала лишь спустя какое-то время – когда жена успокоилась. Он никогда не слышал, чтобы она говорила с ним так – голосом, полным смятения.

– Я сейчас закроюсь и поеду домой.

Раздались короткие гудки. Как бы жена ни была занята, осторожная и предупредительная, она никогда не позволяла себе первой закончить разговор. Растерявшись и неожиданно почувствовав угрызение совести, он немного посидел с телефоном в руке, не решаясь сделать выбор. Пришла мысль вернуться домой и дождаться прихода жены, но он тут же ее отбросил и решительно завел машину. На дорогах ближе к ночи пробок нет, и минут через двадцать должна подъехать жена. За это время ребенок вряд ли проснется и вряд ли что-то случится. Больше всего ему не хотелось в их опрятном доме ждать прихода жены и, в конце концов, не хотелось встречаться с ней взглядом, видеть ее лицо, конечно же, уставшее и печальное.

Он вошел в студию, где обнаружил одного Ч.

– Что-то вы припозднились сегодня. Я уже собрался уходить.

«Правильно сделал, что перестал сомневаться и приехал сюда», – подумал он. В этом пространстве творили художники, ведущие ночной образ жизни, и такая возможность – всю ночь одному пользоваться студией – выпадала нечасто.

Пока коллега одну за другой собирал свои вещи и надевал плащ, он включил компьютер. С удивлением посмотрев на две кассеты в его руках, Ч. сказал:

– Сонбэ, да вы, оказывается, поработали!

– Да…

Вместо пустых слов Ч. улыбнулся:

– Потом обязательно покажите мне.

– Хорошо.

Ч. шутливо низко поклонился ему и, изображая человека, который в спешке убегает, засеменил ногами, засучил руками и скрылся за дверью. Он захохотал. Успокоившись, он подумал, что давно не смеялся.

Проведя ночь напролет за работой, на рассвете он вынул мастер-кассету и выключил компьютер.

Кадры, на которых была она, превзошли все его ожидания. Освещение, атмосфера и ее движения обладали такой притягательной силой, что захватывало дух. Он немного подумал о музыкальном сопровождении своего фильма, но на ум пришло только молчание, похожее на вакуум. Мягкие телодвижения, повороты в разных ракурсах, нагота, раскрывшиеся бутоны цветов и монгольское пятно – гармония безмолвия, напоминающая о вечном, квинтэссенция всего живого.