Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 2

— Да не копается там. Камни одни, и всё! — огрызнулся один из солдатиков.

— Ты мне не всёкай, умник! Я тебя три дня назад предупреждал! Было дело?

— Так точно, — обреченно согласился рядовой.

— А раз было, мотай на ус! И на этот раз я закрою глаза. Но имей в виду… ты на карандаше у меня теперь… А сейчас живо за работу! Даю десять минут. Вон как раз прется один, полюбуйтесь на него! Представитель миролюбивого народа… — Веселинов кивком показал на приближавшегося к колючей проволоке ингуша, который жил рядом с частью, сразу за оградой. На дому у себя сосед приторговывал водой, водкой, сигаретами.

— Салам алейкум, джигит! — поприветствовал гостя один из офицеров. — Ты чего такой черный, Вахид, как черт? Укусил кто?

Привыкший к насмешкам, ингуш подступился к проволоке, взялся за нее руками и гортанным голосом крикнул штатскому:

— Эй бородатый, а ну, иди сюда! Ты это… Говорят, священник?

Штатский, под камуфляжной курткой действительно носивший подрясник, не спеша приблизился к заграждению и счел нужным поправить:

— Во-первых, не священник, а дьякон. А во-вторых, ты чего не здороваешься?

Ингуш по-бараньи уставился на дьякона.

— Как жизнь, Вахид? — спросил штатский.

— Сам видишь… Жизнь называется! — Ингуш смачно сплюнул. — Поговорить надо.

— Со мной?

— С тобой. Ты только это… Им не говори, — ингуш показал взглядом на вновь загалдевшую офицерскую братию. — Им бы только ржать да ржать… Придешь?

— О чем ты хочешь поговорить, Вахид?

— Про ислам, — совершенно серьезным тоном ответил ингуш.

— Не сильно я разбираюсь в исламе… Что за срочность такая?

— Не хочешь?

— Не сегодня.

— Отказываешься?

— Не отказываюсь, а не могу… Ты как маленький. Да и запрещено нам за ворота выходить, как будто не знаешь…

— Очень нужно, — стоял на своем Вахид. — Съем я тебя, что ли? Чего боишься?

— Правило такое. Не я порядки устанавливаю. Послушай, Вахид, давай вот как поступим. С утра завтра приходи на КП, — предложил дьякон. — Меня вызовут. Никого не будет, не волнуйся. Только ты и я.

Ингуш безнадежно отмахнулся и стал удаляться прочь…

Два дня спустя, за ужином, офицер инженерной службы из Ханкалы, по распоряжению из своего штаба вынужденный остаться на ночь в казарме, после первой же рюмки стал рассказывать сидевшим за столом о местном торгаше, чеченце, которому ни с того ни с сего взбрело в голову поговорить по душам с заезжим русским батюшкой. Чеченец вознамерился просветить православного священника насчет ваххабизма, который завезли в Чечню якобы сами же русские, а заодно решил исповедоваться, при этом и слышать не хотел, что в православной церкви с некрещеными таинство совершать не принято.

— Батюшка послал его, сами понимаете… Ну и что вы думаете? Чеченец с горя запил. Два дня не просыхает. Наши вынуждены спирт друг у друга выклянчивать. Водки днем с огнем не сыщешь.

Рассказ гостя вызывал на лицах улыбки. Инженер говорил, конечно же, о Вахиде — второго такого не было во всей округе. Батюшкой же был не кто иной, как дьякон, сидевший тут же, за столом; смутившись, он уставился в тарелку. Но откуда инженер мог знать, что из батальона, где его приютили на ночлег, тоже все кому не лень бегали за покупками к тому же торгашу — не к чеченцу, как он утверждал, а к ингушу, который в назначенное дьяконом время у КП так и не появился. Инженер говорил правду: ингуш с тех пор как в воду канул.

— Так это про меня, — признался дьякон.

— Про вас? Это в каком смысле? — растерялся инженер.

— Это вы про Вахида рассказывали… Было дело. Подошел к проволоке и давай просить… — Дьякон обвел взглядом присутствующих, словно искал защиты.

— Вахидом зовут, точно, — не без конфуза подтвердил инженер.

— Да уж, знаменитость, — поддержал Бурбеза.

— Так это вас он за священника принял? — инженер оторопело уставился на сотрапезника. — Так бы и сказали… Ну, Вахид! Ну, дает! Им какая разница. Раз подрясник — значит, поп…

С утра Бурбеза отправился проведать ингуша и подтвердил сказанное вечером инженером. Вахид даже не удосужился выйти поздороваться. По словам жены, которая встретила гостя на пороге с новорожденным на руках, муж затаил обиду на весь белый свет. Поэтому и не просыхал. А пил по-черному: запой мог длиться и неделю, и две. Вернувшись на территорию части, Григорий рассказал, что Наталья, молодая жена Вахида, чуть ли не в ноги ему кланялась, умоляя передать офицерам, а с некоторыми из них ее муж поддерживал дружеские отношения, чтобы все, кто может, пришли вечером в гости отметить рождение их третьего сына…

Уже стемнело, когда вчетвером — Веселинов, взводный Белощеков, Бурбеза и капитан Рябцев — поднялись на крыльцо ингуша.

Вид у хозяина был жалкий, но через четверть часа он начал оттаивать. Впрочем, на водку, принесенную гостями, Вахид даже не хотел смотреть, прихлебывал чай без сахара, что не мешало ему произносить тосты и то и дело всех благодарить. Смущаясь, Наталья пыталась одергивать расчувствовавшегося супруга, но безуспешно. Разомлевший Вахид вспоминал довоенную жизнь в городе, говорил о прошлом таким тоном, будто не знал, смеяться нужно над ним или оплакивать.

После всего, что пришлось здесь пережить со времен первой войны, уже немногие его знакомые верили, что являются гражданами той же самой страны, в которой жили годы назад. Этим якобы и объяснялось полное безразличие людей к тому, кто теперь хозяйничал на их земле. Покоя и добра не видно ни от одних, ни от других. Соседи, все кто смог, поразбежались, бросив разгромленные дома и квартиры, редко кому удавалось их продать. От большинства соседних дворов остались одни развалины. Последний двор, через забор от Вахидова дома, бросили прошлой зимой. Хозяин, хохол с судимостью, живший тут с женой, с советских времен промышлял знахарством. Было время, хохол принимал у себя всю местную знать — в погонах и штатском. В кабинете украинца, который, помимо всего прочего, врачевал гипнозом, можно было застать начальника отделения милиции при всем параде; в окаменевшей позе он сидел верхом на стуле с поднесенной к козырьку пятерней. Это и превратилось в одну из излюбленных забав теснившейся в очереди клиентуры: Вахид, на правах соседа, даже созывал знакомых, чтобы показать им выставленных на посмешище местных начальников, чтобы дать людям возможность подивиться безобидности грозного пару минут назад представителя власти, не привыкшего отираться в очередях и даже не помышлявшего, в каком свете он предстает глазам публики…

В первую войну в дом соседа попал танковый снаряд. Вахид уверял, что снаряд залетел в форточку. Жена соседа, в тот момент отлучившаяся из дому, не пострадала, а вот останки мужа собирала по развалинам, в которые превратилась большая часть двора. С тех пор, кое-как восстановив крышу из обломков шифера, она так и жила, ютясь в уцелевшей части дома. Дотянув до прошлой зимы, она тоже наконец уехала к родственникам…