Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 2

Шел девятый час, когда за Веселиновым пришел посыльный. Командир требовал капитана к себе. Веселинов снял с посыльного стружку: выходить по одному за ворота части запрещалось. В оправдание рядовой бормотал, что не хотел капитана подводить, ведь и его могли взгреть за отлучку с территории, в той же степени самовольную, — выходить за КП без особого распоряжения офицерам в этот час тоже не разрешалось. Капитан нехотя распрощался и нехотя же удалился вместе с солдатиком…

В начале одиннадцатого подвыпившая компания вывалила на улицу. Ингуш проводил офицеров к калитке, сопровождая прощание объятиями и добрыми напутствиями.

После духоты, табачного дыма и водки голова на воздухе у всех шла кругом. Бездонное звездное небо неудержимо кренилось и уплывало в сторону, туда, где над черными контурами полуразрушенных зданий, зияющих дырами безжизненных окон, висел остроконечный серп — четкий и, казалось, добела раскаленный, такой, какого никогда не увидишь в небе Центральной России. Даже в форме месяца проступало что-то угрожающее. На юго-востоке ночной горизонт то и дело озарялся беззвучными всполохами, как будто кто-то пытался раздуть в темноте тлеющие угли. Если бы не зима и не мороз, вспышки могли сойти за грозовые молнии, рассекающие ночь где-то очень далеко, откуда раскаты грома не долетают. Тишину, висевшую над городскими развалинами, нарушало разве что лязганье гусениц, периодически доносившееся со стороны соседнего блокпоста. И эта тишина задворок — без собачьего лая, без шума машин — удручала своей неестественностью. Не меньше, чем иллюминация над горизонтом, в десятках километров в стороне, где рвались снаряды. Странно было даже подумать, что по ночам землю и воздух где-то совсем недалеко разносит и рвет на куски.

Старший прапорщик, поторапливая остальных, шел впереди. Рябцев со старшим лейтенантом с трудом поспевали следом. Из-за гололеда приходилось хвататься друг за друга. Бурбезу пытались придержать, но он лишь настойчиво прибавлял шагу…

Матерьялист Диалектович, как Фоербаха прозвала клиентура, съезжавшаяся в его клуб на ночные партии покера, порцию любимой гречневой каши доедал на одном дыхании. Отослав официанта, Фоербах внимал болтовне присевшего рядом гостя без видимой реакции, не отрывая глаз от тарелки.

Перевалило за час ночи, когда Поздняков Андрей Николаевич, состоятельный завсегдатай клуба, никогда не пропускавший пятничных партий, последовал за хозяином заведения в диванную, где тот устраивал себе перекуры, подальше от игрального зала и от назойливых картежников, и в который раз заговорил о Коле Лопухове. Аналогичную попытку Поздняков уже предпринял неделю назад, но в тот вечер Фоербах так и не понял, чего от него хотят. И опять Андрей Николаевич говорил о всякой всячине, и вот опять имя Лопухова всплыло как бы между прочим. Обсуждали совершенно отвлеченную тему — задолженность одного из игроков, с которым Поздняков поддерживал личные отношения вне клуба и ночных сборищ на Остоженке. Какое, спрашивается, отношение Лопухов имел к долгам Гришина? Да никакого.

От дружеских отношений с задолжавшим Гришиным Поздняков отрекся без зазрения совести. Но вдруг предлагал содействие в покрытии долга. Бессмысленно выбивать из человека деньги, которых у него нет. Прежде чем прибегать к жестким мерам, Андрей Николаевич советовал запастись сведениями о реальном положении дел у Гришина…

Тон гостя раздражал хозяина безмерно. С каких это пор гости стали поучать его, Петра Фоербаха, как ему жить и что делать с должниками?

Тут Поздняков хлопнул себя ладонью по лбу и заявил, что знает человека, на которого можно возложить столь деликатную миссию. Вытащив из кармана телефон, Поздняков покопался в меню «записной книжки» и дал Фоербаху номер некоей Варвары.

Выпускница закрытой спецшколы, из органов уволенная из-за какой-то корпоративной заварушки, за то, что вынесла сор из избы, Варвара нажила себе репутацию мастерицы на все руки. Равного ей виртуоза не было во всей Москве. Какой ни есть, но тоже дар — уметь раскалывать заядлых умников, уметь вить веревки из мужчин, а ведь не из всякого рванья это удается. Настоящая фамилия — Залесская. Большинство из тех, кому приходилось иметь с ней дело, знали Варвару как Мадлен — под таким псевдонимом она работала.

Поздняков сообщил, что две недели назад аналогичной услугой он удружил Аристарху Ивановичу, когда тому приспичило. В клуб Вереницына привел Лопухов, а Лопухова… он и не помнил, кто именно, но, как ни крути, все знали друг друга, поэтому требовалось проявлять осмотрительность.

Разговор продолжился возле буфета, когда накрыли ночной стол и официант позвал обоих перекусить. Посыпав солью надвое разрезанный свежий огурчик, Фоербах не без удовольствия схрумкал половинку и совершенно незаинтересованным тоном осведомился, чем могла помочь Вереницыну эта самая Мадлен. Поздняков рассказал, что Вереницына вынудила обратиться к нему, Позднякову, нелегкая. Всех подробностей Поздняков не знал, да и знать не хотел. Но если верить тому, что говорилось во всеуслышание, то что-то неладное творилось с девушкой, которая вот уже год жила с Аристархом Ивановичем. Старик он, мол, стариком, но крутого замеса. За благодеяния сожительница платила ему то ли изменами, то ли воспользовалась его доверчивостью и впутала в историю с деньгами, с долгами и черт знает чем еще. По натуре очень обидчивый, Аристарх Иванович не хотел пускать дело на самотек. Он твердо вознамерился вывести на чистую воду всех, кто строил козни — ему и подруге. Но что ему прикажете делать? Обращаться в частный сыск? Аристарх Иванович не хотел доверяться чужим людям. Вот ему и посодействовали. Мадлен предоставила обслуживание по классу VIP, да еще и со скидкой…

Еще через пару дней, когда разговор опять возобновился, Фоербах уже не сомневался, что его взяли в разработку. Кто и чего от него добивается, какую роль играет во всем этом Поздняков, понять пока было невозможно. Сам Поздняков прекрасно понимал, что поведение его вызывает вопросы, никак его не комментировал, да еще зачем-то продолжал делиться с Фоербахом новостями о делах Вереницына. По его сведениям, полученным от всё той же Мадлен-Варвары, Аристарх Иванович решил нанять ее, для того чтобы она «обработала» жену Коли Лопухова. В задачу Мадлен входило выяснить, не падка ли мадам Лопухова на слабый пол.

Главное было произнесено. В тот же миг осознав, что где-то здесь и запрятана ключевая информация, к которой заодно предлагали если не ключ, то отмычку, Фоербах выжидающе уставился на словоохотливого Позднякова, но так и не задал ему ни единого вопроса. Не положить откровениям конец — означало сдаться, означало позволить водить себя за нос. Конфликтовать с Поздняковым ему не хотелось. Согласно неписаному внутреннему кодексу заведения, выяснение отношений тут допускалось только с должниками.