Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 2

— Вот этим энтузиастам… — Кадиев кивнул вслед вышедшим, — свобода не нужна. Они не знают, что это такое. Не знают, что нет ее вообще, свободы… Я жил в Петербурге, когда-то учился там, — прибавил Кадиев. — До всех этих дел еще. Русская культура — великая культура, потому что умеет заимствовать. Но она не самостоятельна. Только слепой может не видеть этого. И что бы ваш спецназ здесь не вытворял, Россия, хоть и развалили ее, может быть, еще способна развиваться, идти своим путем, если вы возьметесь за ум. Но здесь, в республике, этого никогда не будет. Кто-то подомнет всё под себя. Это неизбежно. Хотя Кавказ может обойтись без заимствований. Получается всё наоборот…

И не дождавшись возражений, Кадиев продолжал:

— Русские русским тоже рознь. В том-то и беда. В этом и корни сепаратизма. Какой ненормальный захочет отделяться от государства, если оно несет мир и благополучие? Вся мразь, которая вас самих растоптала и вываляла в грязи… та же мразь тянет лапы и сюда. Мало там награбили, мало горя наделали дома у себя, мало вырвать последние крохи изо рта у своих. Так теперь к другим надо залезть. Сегодня сдохни ты, а завтра, может, и моя очередь наступит… Принцип-то у уркачей позаимствовали. Но не всё так просто. Стадо можно перерезать. Из человека можно мыло сварить, из человечьей шкуры можно сумок нашить. Но не станет никогда человек добровольно чистить сапоги губителю своему… Вот и объяснил бы ты мне, что делать в такой ситуации? Сидеть сложа руки? Или самому схватить тесак и идти кромсать налево и направо? Как не бороться с гадиной, которая несет смерть и разрушение? Как и о чем можно говорить с рабами? Ведь рабы ничего не решают. Рабы служат хозяину. Вот с чем я имею дело. Народ русский — рабский народ, — изрек Кадиев; не глядя на капитана, он ждал реакции.

Которой опять не последовало.

— Газават, знаешь, что это такое?.. Это война, которая объявляется священной, когда твоему народу угрожает погибель, а земле порабощение. Война не на жизнь, а на смерть. Веками всё это распухало здесь, веками разрасталось. Сколько времени Россия на нашей земле воюет? Сколько веков? А ведь по сей день никто не объявлял русским газават на Кавказе. Никто! А кто-нибудь из вас задумывается об этом? Один, вон, нашелся умник, впервые за всю историю. Так вы его сразу нашим президентом решили сделать. Понимаешь ты, что это значит? Это значит, что твои правители за дураков вас держат… Ненависть к вашему иудо-христианскому миру, который разжирел за счет других, столетиями здесь копилась, — продолжал Кадиев гнуть свое. — Несмотря на принципы, которые вы провозглашаете, полужидовский ваш мир никогда не мог отмыться от грязи, она разъедает вас изнутри… Когда видишь хари ваших генералов, их отвисающие курдюки, рассуждать не хочется. Раз пришли воевать против людей, которые готовы не просто жизнь отдать за родственников, а каждый кусок тела своего, каждую клетку по отдельности — что ж, воюйте! Но пеняйте на себя! Этой шпане… — Кадиев ткнул кулаком на выход, — большинству из них наплевать на ислам. Они не за ислам воюют и даже не за Ичкерию. Братьев их и отцов поубивали, и всё, что осталось у них из имущества, — это автомат. Вот поэтому в такой войне невозможно победить. Это война тотальная. Можно стереть с лица земли аул, можно сровнять горы с землей, но победить — невозможно!

— Войска вошли в Грозный, чтобы бандитский разгул остановить. Не для того, чтобы горцев в рабов превратить, — через силу произнес Рябцев.

— Да болтовня всё это… Идеалист ты или просто наивный. А может, и то и другое одновременно. А весь этот разгул кто здесь устроил? А Дудаева к власти кто привел? А кто его убрал? Кто моджахедов вербовал? Кто саудитов сюда привел?.. — Кадиев уставил на Рябцева гневный взгляд. — Ладно, теперь слушай меня внимательно… Война, конечно, закончится. Скоро вы опять будете всё контролировать. Начнется мирный процесс. Так будем это называть. Но со шпаной, которая повара вашего на тот свет отправила, никто не захочет дела иметь… Тогда они наплачутся… Теперь о другом. Мне нужно войти кое с кем в контакт. В Петербурге. Я готов обменяться информацией… А заодно и пленными, — глядя на капитана в упор, сказал Кадиев. — Не время выяснять отношения. Ситуация изменилась. Мне нужно войти в контакт с теми, кому осточертели резня и грабеж, кто понимает, что войсковой операцией ничего не добьешься. Почему к тебе обращаюсь? Отвечу… Старые каналы будут работать на тех, кто всё это развязал, кто набивает себе карманы с бойни. И если война им нужна только для того, чтобы укрепить свои позиции, бесполезно к ним обращаться… Понимаешь меня?.. Я готов тебя отпустить. При условии, что ты поможешь мне. Мое условие… За тобой явится твой отец. Сам. Отдам тебя лично в руки ему. Но папаша твой привезет с собой пару человек… Из тех, кому пушечная канонада еще не заложила уши.

— Бред какой-то! Да это же невозможно! — не сдержался Рябцев. — Никто сюда не поедет. Да и зачем вам приезжие? Военных и здесь пруд пруди.

— Со здешними иметь дело невозможно, я тебе только что объяснил. Они заказ выполняют, поставленные задачи.

— Мой отец — гражданский человек. У него нет никаких связей и не было никогда, я уже говорил.

— Фамилия Белех тебе что-нибудь говорит?.. Генерал-полковник Белех? — спросил Кадиев.

Чеченец назвал фамилию бывшего начальника штаба округа. Рябцев отрицательно покачал головой.

— А Окатышев?

Рябцев вскинул на чеченца недоуменный взгляд, опять сделав вид, что слышит фамилию впервые.

— На нет и суда нет. Не сегодня, так завтра тебя здесь ждет то, что ты видел. Один раз смогу этому помешать, а в другой раз ситуация выйдет из-под контроля. Мне терять нечего. Подумай… Я не предлагаю тебе присягу нарушить, подлость какую-нибудь совершить против своих. Я предлагаю честную мужскую сделку… Сделаем видеозапись. Ты и я, вдвоем, — чеченец ухмыльнулся. — Ты всё объяснишь. Я передам запись. Всё просто.

Рябцев безнадежно покачал головой:

— Что вы собираетесь объяснять?

— Всё, что я только что сказал. Я изложу свои условия… с твоей помощью.

— Это нереально.

— Отец твой разберется. Не такой глупый, как ты, надеюсь. И объяснит кому надо. Согласишься — поможешь всем. Мне, своим и себе самому. А нет… — Не договорив, Кадиев пожал плечами и вновь заходил по блиндажу. — Меня обвиняют в торговле людьми… Меня и еще кое-кого в Москве. Но я не имею к этому отношения. Я хочу, чтобы там знали правду. Это будет первое, с чего мы начнем… — Кадиев достал какой-то листок и, обойдя вокруг стола, положил его перед Рябцевым. — Вот список. Никого из этого списка я никогда не видел и не знаю. Мои люди тоже… Кому-то хочется свалить на меня ответственность.