Шэрон Гаскин - Забытое время

Такая обворожительная — эти блестящие светлые волосы, эта широкая улыбка… как у Ноа. Посторонний человек решил бы, что его мать — Мелисса. Такую мать выберешь по каталогу: хочу эту. Кто ж не захочет вернуться в этот большой дом, к этой миловидной маме, которая печет сладости. Джейни скрестила руки на груди. Кожа на плечах слегка бугристая — дерматологическая проблема, никогда не проходит насовсем. У Ноа та же беда. Захотелось протянуть руку, пощупать знакомую шероховатость его плеча. Он мой, подумала Джейни. Вот вам доказательство.

— Садитесь, будьте любезны, — предложила Мелисса, и все разом сели на изогнутый диван. Мелисса опустила младенца на пол, и все посмотрели, как он на пухлых шатких ногах ковыляет между мебелью. Подавленный Ноа прильнул к Джейни, повесил голову — веки опущены, глаз не разглядишь. Джейни сидела и впитывала его тепло.

Андерсон раскрыл портфель и вынул лист бумаги.

— Я тут записал, что говорил Ноа. Посмотрите, пожалуйста, — может, что-то совпадает…

Джейни мельком глянула на этот список:

Ноа Циммерман:

— необычайное знание рептилий

— умеет вести счет бейсбольного матча

— болеет за «Вашингтон Нэшнлз»

— упоминает человека по имени Поли…

Мелисса взяла лист, прочла, поморгала.

— Должна признаться… когда вы мне написали, я не поверила. Я и сейчас не то чтобы верю. Но здесь столько… сходств… И мы стараемся быть непредвзятыми, правда, Джон? — (Джон смолчал.) — Во всяком случае, я стараюсь. Я много в себе копалась, с тех пор как…

И она осеклась. Джейни машинально покосилась в окно на закрытый бассейн, отвела взгляд. Глаза у Мелиссы затуманились.

— Я рада, что вы приехали, — сказала она. Смахнула слезу и вскочила. — Так. Давайте я все-таки печенье принесу? Пригляди за Чарли, милый, хорошо?

Джон коротко кивнул.

— Прошу прощения, — сказал Андерсон, тоже поднявшись. — А где у вас?..

— Сюда. — Джон кивнул на дверь.

Андерсон опять извинился, вышел в коридор, после чего наступила тишина. Ноа разглядывал свои кроссовки. Джейни наблюдала, как младенец штурмует коварное ущелье между диваном и креслом. Мальчик шагнул, закачался и упал. Заплакал. Подошел Джон, подхватил его на руки.

— Ну ничего, — сказал он, механически подбрасывая дитя. — Ну ничего.

Андерсон миновал полуоткрытую дверь в пастельно-желтую спальню с плюшевыми зверями и колыбелью, затем другую дверь, закрытую, с карандашными буквами «СЮДА НЕЛЬЗЯ» — явно ребенок рисовал. Буквы жизнерадостные, точно на самом деле просто пошутили. Андерсон помялся, огляделся и приотворил дверь.

Здесь жил мальчик. И жил он здесь как будто вчера, а не пять с половиной лет назад. Покрывало, расшитое бейсбольными мячами и битами, аккуратно подогнуто под подушку; бейсбольные и футбольные награды на комоде сияют во всем великолепии фальшивого золота, словно их только что выиграли; в одной корзине бейсбольные перчатки, в другой мячи, а над корзинами висит вымпел «Нэшнлз» и плакат в рамке — змеи всевозможных видов. В углу синий детский рюкзак с монограммой «ТЮМ». Кажется, до сих пор набит учебниками. На полке в углу — несколько книг про Гарри Поттера, а также бейсбольная энциклопедия и три определителя змей.

Андерсон вышел, закрыл за собой дверь и поспешил в уборную.

Там заперся, плеснул водой на щеки и в панике уставился на серое лицо в зеркале.

Это не они .

Подозрение закралось, едва Андерсон вошел в дом, а теперь он совершенно уверился.

Чарли — совсем кроха, слишком мал, родился уже после предыдущего воплощения, Ноа не может его помнить. Томми любил змей, а не ящериц. И Ноа ничего тут, похоже, не узнаёт. Это не та семья.

Андерсон сам виноват, конечно. Мозги-то уже не те. Потерял слово «ящерицы» и вместо него написал «рептилии». Не спросил, сколько лет младшему брату Чарли. Крошечные, важные, нехарактерные ошибки, что завели его не туда — и привели к катастрофе.

Он слишком распетушился. Такое наслаждение — двигаться вперед; захваченный желанием двигаться и не останавливаться, он чуть не забыл обо всем, что с ним творится.

Он рукой провел по волосам. Этой истории конец. И ему конец. Его вера в слова все-таки пошатнулась, а с нею — и остатки веры в свои профессиональные способности.

И что теперь? Он дал маху; сейчас он войдет в гостиную и все исправит. А потом вернется домой. Вернется и продолжит? Никаких продолжений; все, напродолжался. Что-что, а это ясно. Достойный финал долгой и постыдной карьеры. Ах, с каким тщанием он добивался забвения.

Андерсон привалился к раковине, собираясь с духом пред неизбежным.

Джейни чуяла аромат печенья через всю комнату.

— Надеюсь, вы любите, когда они теплые! — крикнула Мелисса, воздев блюдо повыше, как на обложке руководства по этикету приема гостей. Из кухни она вернулась бодрая и посветлевшая — щеки порозовели, губы заново подмазаны розовой помадой. Вручила печенье Ноа, водрузила блюдо на приставной столик. Сладость маскировала цитрусовый аммиак дезинфекции и кислятину, которую Ноа повсюду приносил с собой. Интересно, заметила ли Мелисса.

Джон посмотрел на жену поверх младенческой головы и, скривившись, объявил:

— Чарли мокрый.

Мелисса резко рассмеялась:

— Ну так переодень его.

Их взгляды скрестились, и Джейни сделала вывод, что сегодняшнему светскому визиту предшествовал не один диспут. Джон вздохнул и вместе с сыном отбыл из гостиной.

Ноа замер на диване, сунув печенье в рот и зажав руки между коленками. Головы он не поднимал.

— Итак, — Мелисса живо повернулась к Джейни, — я так поняла, Ноа болеет за «Нэшнлз»?

— Да.

— Кто твой любимый игрок, Ноа?

— Циммернатор, — с набитым ртом сообщил Ноа ковру.

— Он любит Райана Циммермана. Из-за фамилии, как вы понимаете, — пояснила Джейни.

Но глаза у Мелиссы расширились:

— У Томми он тоже был любимый игрок!

Услышав имя, Ноа вздернул голову. Трудно было не заметить.

Мелисса побелела. Посмотрела на Ноа. Нервно облизнула губы.

— Т-Томми? Ты Томми?

Ноа неохотно кивнул.

— О господи. — Мелисса прижала руку к горлу. Розовая улыбка плыла по ее лицу совсем отдельно от повлажневших голубых глаз.

Джейни это снится? Или все взаправду?

— Томми. Иди сюда, — сказала эта другая мама. И раскинула белые руки. — Иди к мамочке.

Ноа отвесил челюсть.

Мелисса подхватила его с дивана, словно тряпичную куклу.

Не может такого быть, подумала Джейни. У него такое же раздражение на плечах, как у нее, Джейни. Спустя считаные секунды после его рождения она поднесла Ноа к груди, и он присосался тотчас. «Сразу видно профи», — гордо сказала акушерка.

— Ой, мальчик мой. — И Мелисса заплакала ему в волосы. — Прости, прости меня.