Шэрон Гаскин - Забытое время

— Продолжайте двигаться ноль, запятая, две десятые мили. Сверните налево на Плезант-стрит.

Плезант, подумала Джейни. Слово отдалось в голове эхом, перекроилось в «психоз».

За окном местная средняя школа расходилась после уроков. Бугаи-старшеклассники брели к автостоянке, громко и задорно перекликаясь.

— Поверните налево на Психоз-стрит. Перестраиваю маршрут.

Маршрут. Сизифов труд .

— Продолжайте двигаться ноль, запятая, две десятые мили по Психоз-стрит. Сизифов труд. Сизифов труд.

Они свернули вбок, миновали местный банк в переулке — милый переулочек с небольшими домиками, с американскими флагами на верандах. Боковая улица. Побочные эффекты .

— Продолжайте двигаться ноль, запятая, три десятые мили. Поверните налево на Катарина-плейс.

Катарина. Кататония.

— Поверните налево на Кататония-плейс. Перестраиваю. Сизифов труд…

Андерсон смотрел на Джейни в зеркало заднего вида.

— Я должен извиниться, — тихо сказал он. — Ясно, что это не то воплощение. Надо было мне догадаться. Я упустил детали, которые не должен был упускать.

— Детали? — Джейни затрясла головой, надеясь, что в мозгу прояснится.

— Да. Младший сын, Чарли, — слишком маленький, Томми не мог его знать. Я думал, у них Чарли постарше.

Как бросить попытки, если речь о твоем сыне? Но где-то же надо остановиться.

Пора это прекратить .

— Поверните налево на Отрицание-роуд. Сизифов труд.

Машина петляла по улицам как бог на душу положит. А Андерсон все говорил:

— И я им сказал «рептилии». Надо было сказать «ящерицы». Это я зря. Обычно я так не делаю, но это не оправдание. Я не выразился точно. Не уловил разницы между змеями и яще…

— Джерри. Тормозите.

Он свернул к тротуару. Смотрел вперед, и на загривке у него блестели капли пота.

— Что?

— Хватит, Джерри.

— Я согласен, безусловно, это был не тот… дом.

Он что, тупой?

— Нет, я не об этом… С меня хватит школ, и магазинов, и домов. Хватит. Отвезите нас, пожалуйста, в мотель.

— Мы туда и едем.

— GPS сказал — налево. А вы свернули направо. Целых три раза.

Андерсон нахмурился:

— Да быть не может.

— С чего, по-вашему, она все твердит «перестраиваю маршрут»?

— А. — Он стиснул руль — аж костяшки побелели. — А.

Он смотрел в ветровое стекло, точно в море потерялся.

Джейни постаралась говорить поспокойнее:

— Джерри. Послушайте меня. Нет никакого предыдущего воплощения. Ноа все выдумал.

Андерсон смотрел перед собой, точно там, на асфальтовой мостовой, таились ответы.

— То есть?

Джейни посмотрела на спящего сына. Он сполз в детском кресле — голова завалилась на плечо, бледные ресницы трепещут. Ремень безопасности впечатался в щеку — останется след.

— Он все сочинил. Потому что у него шизофрения, — сказала Джейни.

Что ж, вот она и произнесла это вслух — слово, которое звучало так, будто в организме разладилось всё одновременно.

Джейни открыла дверцу и вышла. Согнулась пополам, уперев руки в колени, занавесилась густыми волосами. Ужасно закружилась голова. Джейни опустилась на колени. Тротуар был твердый и прочный, как реальность.

— Вам нехорошо? — Андерсон заслонял глаза и неуверенно смотрел себе под ноги.

Такие люди, люди в отчаянии — как вот она и Андерсон, — опасны, внезапно подумала Джейни. Перед глазами возникла другая мать с черными дорожками слез по щекам. Опять затошнило — на сей раз от стыда. Но и полегчало. Эта дверь захлопнулась. Джейни вернулась в настоящую жизнь, пусть эта жизнь и кошмарна.

Андерсон потер лицо.

— Ему поставили диагноз, — произнес он.

Джейни огляделась, словно надеялась, что кто-нибудь возразит — трава, асфальт, машины, что неслись мимо по пути в супермаркет или торговый центр.

— Да.

— Кто?

— Не совсем диагноз. Это гипотеза. Доктор Ремсон. Детский психиатр из Нью-Йорка. Судя по всему, один из лучших.

Получи — пусть тебе будет больно. Впрочем, Андерсона, похоже, не задело.

— Почему вы не сказали?

— Боялась, наверное, что вы откажетесь с нами работать.

Он сверкнул глазами:

— Вы вообще представляете, что сказали бы мои коллеги, если бы… — Он медленно вдохнул, с трудом овладел собой. — Вы… — Губы его дрогнули и замерли.

Непросто, должно быть, держать этот фасад под контролем. — Надо было сказать.

Плевать я хотела на ваших коллег, подумала Джейни. Плевать я хотела, что случается с людьми после смерти. Мне важен только этот мальчик в машине. На все остальное я плевать хотела.

— Да. Надо было, — равнодушно согласилась она. — Когда у тебя болен сын, ты сам не свой и ведешь себя не пойми как. В голове туман. — Она отерла влажные глаза. — Зря я так, это было безответственно. — И она говорила всерьез.

Андерсон тряхнул головой:

— Нет у Ноа никакой шизофрении.

Внутри забилась надежда, и Джейни растоптала ее, пока та не натворила новых дел.

— Это вы с чего взяли?

— Это мое профессиональное мнение.

Она встала и скупо ему улыбнулась:

— Вы уж простите, но сейчас меня это как-то не очень убеждает. — Он поморщился, но она сделала вид, что не заметила. — И кроме того, вы же видели, как он себя вел сегодня.

— Это было не то воплощение. — Андерсон приуныл. — Это я виноват. Он расстроился. Но…

— На этом все. Истории конец, Джерри.

— Да. Разумеется. — Он медленно кивнул. — Разумеется. Мне только надо… — прибавил он. Затем отошел на газон и заозирался, будто дорогу искал.

— Мама-мам?

Ноа просыпался. Потянулся, послал Джейни улыбку таранной силы.

— Ты как, малыш? — Она погладила его по волосам, потерла красную отметину от ремня у него на щеке. — Есть хочешь? У меня гранола в сумке.

Он сонно улыбнулся:

— Мы уже приехали?

— Мы почти рядом с мотелем.

— Нет, мама-мам, — сказал он терпеливо, будто она дурочка. — Когда мы поедем на Эшвилл-роуд?

Суджитх Джаяратне, мальчик из пригорода ланкийского города Коломбо, в возрасте всего восьми месяцев стал остро бояться грузовиков и даже самого слова «lorry», британского обозначения грузовика, вошедшего в сингальский язык. Повзрослев и научившись говорить, он рассказал, что жил в Горакане, деревне в семи милях от своего нынешнего дома, и погиб под колесами грузовика.

Он не раз делился впечатлениями о жизни в Горакане. Его двоюродный дед, монах в близлежащем храме, кое-что услышал и рассказал о Суджитхе молодому монаху. Тот заинтересовался, расспросил Суджитха (которому тогда было всего два с половиной года), что тот помнит, и записал эти беседы, а затем решил проверить заявления мальчика. Согласно записям этого монаха, Суджитх утверждал, что жил в Горакане, в районе Горакаватте; отца его, слепого на правый глаз, звали Джеймис, а сам он ходит в «кабаль исколе», то есть «ветхую школу», где был учитель Фрэнсис, и он давал деньги женщине по имени Кусума, а та готовила ему рисовую лапшу… Суджитх говорил также, что дом у него был побеленный, что уборная была за забором и что он мылся холодной водой.