Шэрон Гаскин - Забытое время

— Вкусно.

— Да.

Дениз посмотрела, как розовый воздушный шарик оторвался от потолка и медленно поплыл вниз.

— Не знаю, как вам удается, — пробормотал Рамос. — Вот так держаться. Вы потрясающая женщина.

— Да нет.

Ее уже утомили эти разговоры. Можно подумать, она сама выбирала, что в силах вынести. Она положила ладонь ему на плечо. В глазах приятным манером расплывалось.

— Вы хороший человек, а она глупая женщина. Любая была бы с вами счастлива.

Дениз не могла сказать всего, что хотела. Например, что Генри теперь мотается где-то долгими неделями, а когда она ему звонит, голос у него далекий, будто окружающее слишком цепко его держит и он ни секунды не может побыть с ней. А она вечер за вечером сидит дома с Чарли, старается быть матерью, кормит сына ужином, купает, читает книжки перед сном, хотя внутри у нее пустота. Дениз не дозволила себе произнести все это вслух, но, может, Роберто все равно услышал. Повернулся к ней, поглядел вопросительно, и она его поцеловала, или дала ему поцеловать ее, короче, так или иначе, они прижались друг к другу губами, и Дениз почувствовала, как распускается ее фантомное сердце, как оно вертится быстро-быстро, пока не сходит на нет… прежняя Дениз никогда бы так не поступила, не легла бы на жесткую металлическую трибуну и не стала бы целовать мужчину с такой яростью, что поцелуй отдавался во всем теле. Пустота внутри заполнялась затхлым воздухом спортзала, запахом баскетбольных мячей, и пота, и пластиковых матов, и гвоздик, и вкусом виски, и желание поднималось, затопляло пустые щели, точно дым.

Дениз сама не поняла, какой инстинкт вынудил ее слегка отстраниться, положить ладони ему на грудь, совсем чуть-чуть нажать, совсем чуть-чуть оттолкнуть, — сама она ничего такого не хотела и не подразумевала, но этого хватило, чтобы Рамос в ужасе отшатнулся, устыдился, бежал из спортзала, в кильватере разбрасывая извинения. Видимо, материнство, выжившее в ней, несмотря ни на что, выдернуло Дениз из забытья, которого она так отчаянно жаждала. Она пробыла в спортзале еще час с лишним — подметала, потрепанными скользкими лепестками гвоздик терла горящие губы.

Это не должно повториться. Ни виски, ни этот мужчина. Тяга слишком сильна, а Чарли слишком мал. Назавтра она позвонила, сказалась больной, и на следующий день тоже, и больше в школу не явилась. Не отвечала на звонки и сообщения Роберто. Подала заявление и засела дома. Никто ни о чем не спрашивал, будто всю дорогу от нее только этого и ждали.

— Если когда-нибудь захотите вернуться, — говорил теперь Роберто, ощупывая края бардачка, точно сейф, который примеривался взломать, — мы найдем что-нибудь… нам бы не помешал еще один учитель чтения.

Дениз покачала головой:

— Я не могу вернуться.

Он покорно пожал плечами:

— Ладно.

— Как у вас дела, Роберто? Вы какой-то… усталый. Вы здоровы?

— У меня все хорошо. Я… моя жена родила ребенка.

— Ребенка?

— Два месяца назад.

Он не сдержал улыбки — чистый синий свет его радости полыхнул в напряжении, царившем в машине, удивительный, словно из бардачка выпорхнула птица, закружила над Дениз.

— В смысле, я устал — сами понимаете. Но это… это хорошо. Очень хорошо.

— Так вы опять с Шерил?

— А вы не слышали? Я женился на Анике. Аника Джонсон. Теперь Аника Рамос. Преподавала…

— Но она же…

— Что?

Рамос за ней наблюдал.

— Она прелестная.

— Да.

Она же такая обыкновенная — вот что хотела сказать Дениз. Простушка мисс Джонсон — прямые тускло-русые волосы, землистое лицо, тонкие губы ниточкой. А вы — вы отнюдь не обыкновенный. Но ей удалось промолчать. Промолчать она умеет.

Мисс Джонсон учила Томми, прислала предсказуемую цветочную композицию с предсказуемой запиской… мне очень жаль, что вам выпало такое испытание. Томми — замечательный мальчик. Если я могу чем-то помочь, трали-вали . Жизнь несется сломя голову, Дениз не поспевает замечать. В мир явился новый младенец. Мир все вертится и вертится, как это он вертится, когда она… она…

— У вас все хорошо, Дениз? Я могу вам чем-нибудь помочь? — Рамос тревожно глянул ей в лицо, будто искал боль, хотел прохладной рукой в перчатке смахнуть ее, как выпавшую ресницу.

Дениз отодвинулась, сложила лицо в маску, которую теперь надевала изо дня в день, — маску, которая уже приросла к лицу.

— У меня все прекрасно, благодарю вас.

Сидит одна в промерзшей машине. Выключила печку, едва Роберто ушел, — дверца раззявилась в морозную ночь и снова захлопнула Дениз внутри, а широкая спина в черном пальто поспешно удалилась в темноту.

Дениз так и видела, как Роберто с благодарностью и страхом вжимается лицом в мягкую теплую кожу своего ребенка. Дениз теперь повсюду сеяла эту искру страха — высекала ее в глазах других родителей.

На холоде в голове ясность, четкость. Да, сегодня Дениз это сделает. Сидя в машине, она понимала, что сегодня сдерживать себя не станет. И позвонит.

Откладывала весь день, побеседовала с Генри, увиделась с Роберто, совершила все, чего снова и снова старалась не делать, — все поступки, кроме одного-единственного настоящего, от которого удерживала себя ежечасно день за днем, день за днем же вычеркивая из календаря, если получалось справиться с собой, месяцы, годы черных крестов, пока еженедельные сеансы у доктора Фергюсона не отошли в прошлое и Дениз не забыла почти, что же отмечала-то. Но теперь все это не имеет значения, теперь это сделать необходимо, и она взяла телефон и набрала номер, словно топором вырубленный в сердце.

— Лейтенант Ладден слушает. — Он взял трубку посреди разговора, кому-то что-то рассказывал, какую-то историю: голос задорный, шутливый. К Дениз летели фоновые шумы — отрывистые, будничные. Она почти что почуяла пережженный полицейский кофе.

— Уже лейтенант.

Конечно, он узнал ее голос, хоть и миновало несколько лет. Если звонить человеку в одиннадцать вечера, а потом опять в восемь утра, а потом еще раз в полдень, и так изо дня в день, годами, твой голос врежется ему в память. В этом, собственно, и была задача.

— Ага. — В голос его прокралось изнеможение.

— Ну, и когда это случилось?

— В том году повысили.

— Это Дениз Крофорд.

— Я узнал. Привет, миссис Крофорд. Как дела?

— Вы знаете, как у меня дела. — Вот сейчас она подлинная, и голос у нее подлинный — хриплый и твердый. Может, поэтому так трудно удержаться и не звонить.

— Ну, чем вас порадовать?

— Вы знаете, чем меня порадовать.

Ладден засопел.

— Были бы новости — я бы вам позвонил, миссис Крофорд. Понимаете же.

— Я хотела проверить. Как расследование. Как оно идет.

— Как идет расследование.

— Да.

Последовала долгая пауза.

— Вы же понимаете, что семь лет прошло. — Голос тонкий, и в нем почти мольба. Дениз вымотала этого человека. И считала это своего рода победой.