Ольга Покровская - Всегда буду рядом

Эти мысли не давали Кире покоя, и она все откладывала и откладывала предстоящий разговор. Понимала, что срок отъезда все ближе, а они с Мариной все так же, как и раньше, деликатничают друг с другом, обходят стороной опасные вопросы и делают все, чтобы не омрачать короткую встречу.

Выставка закрывалась поздно, в районе одиннадцати вечера, и Марина, конечно, хотела присутствовать до конца. Кире едва удалось утащить ее из ЦДХ около девяти.

– Ты же на ногах не держишься, – строго выговаривала она, пока они с Мариной шли по набережной в направлении Крымского моста.

Стояла осень, и прохладный воздух неуловимо отдавал жженой листвой, горчил на губах. Из-за ограды парка Горького доносилась музыка, в темной речной воде бликовали, отражаясь, разноцветные городские огни. Город этот был совершенно не похож на ту голодную, замызганную Москву начала девяностых, из которой Кира когда-то бежала за лучшей жизнью. И в душе поднималась горечь – да, она приехала за Мариной, но опоздала. Та выкарабкалась и без нее, стала теперь новой, незнакомой, сильной, уверенной в себе – такой же, как этот незнакомый теперь Кире живущий своей жизнью город.

– Да наплевать, – отмахнулась Марина. – Я так ждала этого дня. Знаешь, все-таки работать на Шувалова и делать на досуге кукол – это одно. А вот так вот прийти на собственную выставку – совсем другое. У меня ведь даже и раньше их заказывали, да я и сама продавала некоторые модели через Интернет и частным магазинам. Но вот так сразу, по-взрослому… Тебе смешно, наверное? – улыбнулась она, обернувшись через плечо к Кире.

– Вовсе нет, – коротко отозвалась та.

– Слушай, ты какая-то странная, – подступила к ней Марина.

Ухватив Киру за руку, удержала ее на месте, взяла лицо в ладони, развернула к себе и заглянула в глаза.

– Эй, ты поосторожнее, – криво усмехнулась Кира. – Тут тебе не ночные Лужники. Еще побьют пуритане.

– Пф, – фыркнула Марина. – Ты совсем, я смотрю, отстала от московской жизни. У нас же здесь не Дубаи все-таки, Европа. Камнями точно не закидают.

– Я отстала от московской жизни, это точно, – призналась Кира.

– Ты поэтому такая? – Марина, ласкаясь, боднула ее лбом в плечо. – Напряженная, чужая… Ну я же вижу, что тебя гложет что-то. Говори уж!

Кира мягко перехватила ее руку и пошла вперед, увлекая Марину за собой. Откуда ни возьмись налетел вдруг ветер, швырнул в лицо охапку опавших листьев, загудел в ветвях деревьев. И от этого на душе стало еще тревожнее, тоскливее.

– Я купила квартиру, в Милане, – произнесла наконец Кира, не глядя на Марину, все так же шагая вперед.

– Ого! – изумленно ахнула та. – Кирка, как классно! Это же значит – конец скитаниям, так?

И вдруг осеклась, замолчала, сообразив, видимо, что мучило Киру все эти дни.

– Ты… ты насчет того, о чем мы когда-то договаривались? – осторожно продолжила она. – Насчет того, что, когда у тебя появится свое жилье и уверенность в будущем, я к тебе перееду?

– Насчет этого, да, – кивнула Кира. И, помолчав, добавила: – Марин, я же все понимаю. Когда мы об этом говорили, у тебя здесь не было ничего и никого. Вопрос был только в том, чтобы дождаться, когда появится возможность. Но теперь все изменилось.

– Что изменилось? – спросила Марина и как-то нехорошо покосилась на Киру. – Ты передумала? Слушай, ты не темни, пожалуйста, говори прямо. Я ведь тоже не дура, я не стану настаивать, чтобы ты сдержала какое-то там выданное сто лет назад на эмоциях обещание.

– Нет, ты именно что дура, – возмутилась Кира. – Дело не во мне, все мои слова до сих пор в силе. Дело в тебе – я не могу требовать, чтобы ты бросила все теперь, когда у тебя только начало складываться, и ехала черт-те куда, где тебя никто не знает. К тому же я… Пойми, Марин, мне уже за тридцать. Сколько еще я буду востребованной моделью – неизвестно. Мне, возможно, и самой очень скоро придется искать себе новый источник заработка. Я думала о собственной линии одежды, косметики, и у меня даже накоплен небольшой стартовый капитал, но…

– Но что? – взвилась Марина. В прозрачных глазах ее вспыхивали и гасли блики разноцветных огней гирлянд, которыми была увита ограда парка. – Но жертвовать чем-то, по-твоему, можно только тебе? А я должна только брать, брать и брать? Кир, скажи уж честно, ты боишься, что, если я останусь без своего дела, я опять сорвусь, начну торчать и отравлять тебе жизнь? А там, в чужой стране, тебе уже совсем некуда будет от меня деться?

– Да пошла ты! – не выдержав, рявкнула Кира. – Да, я боюсь – но не потому, что мне некуда будет от тебя деться. За тебя боюсь! Ты вспомни, что ты мне говорила, когда я уезжала. Что любовь не должна быть жертвой, что я тебе не прощу, если плюну на свое будущее ради тебя. А теперь, значит, я должна принять эту жертву от тебя?

– Я – не ты! – заорала ей в лицо Марина.

– Ах да, ты – не я! Ты благородная самоотверженная натура. Бессребреница такая. Очень, знаешь ли, удобная позиция. Позволяет чувствовать свое превосходство над простыми смертными.

– Знаешь что, иди ты к черту! – выкрикнула Марина. – Разберись сначала со своими тараканами! Это с ними у тебя проблемы, а не со мной.

Она вдруг развернулась и рванула прочь. Кира видела, как мелькает в сумерках ее маленькая худенькая фигурка. Такая хрупкая, такая одинокая. Хотелось броситься за ней следом, догнать, обнять, утешить. Пообещать, что все будет хорошо, что, конечно же, они будут вместе. Но сделать это означало бы все же пусть и невольно, но надавить на Марину, заставить ее пойти на явно невыгодные для нее условия. А так, пока она злится на Киру, пока считает, что та сама передумала звать ее с собой и лишь ищет себе оправдания, возможно, она сможет принять правильное решение.

Кира не знала, представить себе боялась, что с ней будет, если Марина отныне не захочет ее больше видеть. Если Марины не станет в ее жизни. Человек по натуре резкий, закрытый, за все эти годы она так и не сблизилась с кем-то за границей. Нет, знакомых, приятелей, коллег у нее было полно – в самых разных кругах. Но по-настоящему близкими ей оставались школьные подруги – Влада и Таня. И Марина. Марина, по сути, была вообще всем – и любовницей, и женой, и другом, и наперсницей, и непутевой младшей сестрой.

Если ее не будет… К чему тогда стремиться, к чему идти, чего ждать? Ради кого жить? И все же, все же, даже несмотря на это, нельзя было тащить Марину с собой, заставлять бросить свое дело, которое она так любовно создавала. Кира знала, что не простит себе этого. Если хоть раз она вернется со съемок и увидит, как Марина лежит на полу и стеклянными глазами пялится в потолок, она будет знать – это из-за нее. Если на Марину снова навалится эта ее страшная, не дающая дышать апатия, это тоже будет из-за нее. Нет, лишать Марину ее занятия было эгоистично и жестоко. Значит, так тому и быть. Она, Кира, сильная, не зря же Шувалов дразнил ее железной леди. Она выберется как-нибудь, справится. Это ничего, ничего. Лишь бы Марине было хорошо.