Мари Осмундсен - Благие дела

Однако неделю спустя, когда Рут начала понемногу приходить в себя от шока, она снова «исчезла». Это случилось на работе, и на сей раз Рут, конечно же, больше всего переживала за детей: что, если бы она пропала у них на глазах? Что, если бы она в эту минуту держала кого-нибудь из них? Как ей быть? Она не может, не имеет права рисковать…

И Рут взяла больничный, засела дома и стала ждать, бледная и перепуганная. Случай повторился, и не однажды, исчезновения стали происходить регулярно, сначала с большими промежутками, затем все чаще и чаще.

Рут не привыкла к такому, у нее не было опыта общения с миром, в котором перед тобой возникали во тьме серые духи, в котором между рамами мутного чердачного окна на Хегдехаугсвейен вился рой ангелов.

Карианна волновалась за подругу. К тому же она была уверена, просто убеждена, что положение не безвыходное, что можно так или иначе подладиться к этому бреду, найти способ управлять им.

— Все наверняка связано с твоим состоянием, Рут, — попыталась втолковать Карианна, когда в очередной раз после тренировки застала Рут на диване в гостиной, исцарапанную, голодную и совсем поникшую. — Дело тут либо в твоих поступках, либо в мыслях, которых ты даже не замечаешь…

— Хватит, — усталым голосом попросила Рут. — Я не хочу ничего знать, я хочу избавиться от этого, понятно? Я не верю в это!

Карианна отступилась, она пошла в кухню и сделала своей измученной подруге три больших бутерброда с паштетом и сардинами, затем сварила ей кофе, крепкий черный кофе с сахаром, корицей и гвоздикой, а уже потом достала вату, перекись и пластырь и обработала все ссадины, которыми были покрыты ноги Рут.

На следующий день Карианна зашла по дороге с работы в спортивный магазин и купила легкий нейлоновый рюкзак, термос и аптечку первой помощи. Запасла сухой паек, нож, пакет сока, моток веревки. Если подруга не в состоянии сама позаботиться о себе, пусть даст похлопотать другим!

Это обязательно пройдет, считала Карианна, ситуация как-нибудь разрешится, да и, честно говоря, не так уж все страшно. Ничего хуже разорванных связок на руке пока что не случилось. Рут просто нужно смириться с тем, что мир устроен несколько иначе, чем она представляла себе, и тогда она наверняка отыщет способ положить этому конец… либо рано или поздно приспособится, научится жить с этим.

Даниэлу Карианна уклончиво сказала, что у подруги возникли кое-какие проблемы и она сидит на больничном. Рут страдает упадком сил, у нее бывают приступы страха, в общем, она переживает кризис.

Карианна не хотела раскрывать чужую тайну, она понимала Рут, которую повергала в отчаяние мысль о возможном ее обнародовании: родственники, друзья, коллеги… врачи, газеты… Что скажут люди? Как она будет чувствовать себя потом, под устремленными со всех сторон взглядами?

Все остальное Карианна совершенно свободно обсуждала с Даниэлом.

Между ними не стояло преград, если они иногда молчали, то по обоюдному согласию.

Они много гуляли вдвоем — с тех пор как на землю лег снег, они по субботам и воскресеньям брали лыжи и отправлялись бродить далеко в глубь Нурмарки. Они вместе коротали время у Даниэла: Карианна забиралась с вязаньем в огромное кресло, а он читал, готовясь к экзамену по социальной этнографии. Они ходили вместе в кино и до изнеможения любили друг друга на скрипучей тахте, чтобы потом, лежа в обнимку под одеялом, изучать один другого — с помощью пальцев, губ, поведанных на ухо секретов. Карианна могла говорить с Даниэлом обо всем… или почти обо всем. Кое-каких тем она, по собственному наблюдению, все же страшилась, даже теперь: родители, ребенок, Мимми… Но она хотя бы затрагивала их, чего не позволяла себе ни с кем другим, так что неудивительно, если она не сразу решалась вдаваться в подробности, они с Даниэлом еще успеют обсудить их. Ей казалось, что он слушает, схватывая не только основную мысль, но и некоторые нюансы, он улавливал больше, чем она рассказывала.

Близнецы, думала она, мы просто-напросто близнецы: мы знакомы друг с другом всю жизнь, мы все понимаем, все знаем, мы только забыли некоторые детали, но и они вспоминаются, стоит лишь заговорить о них.

Она расспрашивала, слушала, изучала его…

Даниэл утверждал, что у него было хорошее детство, и она верила ему. Она видела перед собой сильного, бойкого мальчугана, жившего в просторном доме, видела добрых родителей, сестру, которая была на десять лет старше его, всех его родственников, соседей, приятелей, представляла, как он играет в футбол и ходит в школу. Он в основном отзывался о своих близких приязненно, прорывавшееся иногда раздражение искупалось его сочувствием к ним. Сознание того, что он приемный, было важно для Даниэла, он ценил условия, в которые попал, однако, с другой стороны, не похоже было, чтобы это наложило сколько-нибудь серьезный отпечаток на его развитие. Он рассказывал об этом легко, едва ли не шутливо. С тех пор как он подрос и начал отдавать себе отчет в том, насколько разительно отличается по внешности от других членов семьи. Даниэл стал фантазировать о «настоящих» родителях. Стоило ему повздорить с приемной семьей, как разыгрывались фантазии: вот возьмет и сбежит «обратно», он ведь на самом деле не обыкновенный саннвикский мальчишка, а принц: они не понимают его, а «настоящая» семья обязательно поймет. Карианна узнавала многие из этих идей по собственному детству, и на ее долю, судя по всему, выпало куда больше сложностей, чем на его. Маленькому человеку уже в нежном возрасте приходится свыкаться с одиночеством, мириться с вырастанием из мира, в котором о тебе заботились и в котором ты чувствовал себя в полной безопасности, и приобщением к другому, в котором ты все в большей степени должен решать и делать выбор сам, переживать разочарование оттого, что твоя семья не есть единое целое, вращающееся вокруг тебя, а представляет собой собрание личностей с очень разными, зачастую противоречащими друг другу интересами. Как же, как же… Карианна тоже когда-то грезила о том, что ее «настоящая» семья держит овцеводческую ферму в Новой Зеландии.

Однажды Даниэл поведал ей, как несколько раз, оставаясь дома один, пытался звонить по телефону. Он набирал случайные номера в надежде, что ему ответят его «настоящие» родители. Рассказывая об этом, он от души смеялся, но Карианне было не до смеха. Она видела перед собой одинокого мальчика в продранных на коленках штанах, с печальным, исполненным надежды взглядом. Ей было больно.

Скорее всего, он мало страдал от одиночества, во всяком случае, не больше других. Он был энергичен и сообразителен, пользовался всеобщей любовью, хорошо играл в футбол. Отец его работал врачом в больнице, мать преподавала в старших классах школы, оба были люди отзывчивые и искренние, они, не таясь, отвечали на все его вопросы. После рождения дочери они хотели завести себе еще одного ребенка, но у них не получилось. Тогда они поехали в детский дом и взяли Даниэла. Ему было полтора года, и они были счастливы. Раньше у него были другая мама и другой папа, цыгане, поэтому он смуглее остальных членов семьи и у него такие густые и черные волосы.