Ирвин Уэлш - На игле

— Валяй попробуй маленько, отличная штука, — говорит она, протягивая мне косяк.

Какого хуя меня сюда занесло? Я же собирался пойти домой, переодеться, а затем смотреть телевизор или пить пиво в «Принцессе Диане». Это всё из-за Мика, из-за Мика и из-за его мудацкой идеи пропустить по маленькой после работы.

И вот я чувствую себя здесь полным идиотом, сидя в костюме и галстуке среди ребяток в джинсах и футболках, которые воображают себя прожигателями жизни. Шуты гороховые, вот кто они такие.

— Оставь его в покое, Паула, — говорит женщина, с которой я познакомился в пабе.

Она пытается залезть ко мне в трусы с очевидным безрассудным упорством, которое так характерно для подобных ситуаций в Лондоне. Скорее всего предприятие это увенчается успехом, несмотря на тот факт, что, когда я отправился в туалет и попытался представить себе, как она выглядит, я не смог вызвать в памяти даже приблизительного образа. Подобные особи — это обычно редкостные дуры с пластмассовыми мозгами. Быстренько их выебать, а затем бросить — вот и всё, что с ними могли сделать. Я сейчас рассуждаю как Кайфолом, но в сложившейся здесь и сейчас обстановке это единственно разумное рассуждение.

— Ну давай, мистер Галстук. Уверена, ты ничего подобного в жизни не пробовал.

Я отпиваю из моего стакана с водкой и изучаю клюшку. У неё хороший загар, ухоженные волосы, но вместо того чтобы скрыть её нездоровый и изможденный вид, это его только подчеркивает. Ясный случай: ещё одна дура, которая пытается выглядеть круто. На кладбище таких лежит вагон и маленькая тележка.

Я беру косяк, обнюхиваю его и вручаю ей обратно.

— Трава с примесью опия, верно? — говорю я.

Косяк пахнет как хороший героин.

— Ну да, — говорит она, слегка стушевавшись.

Я вновь бросаю взгляд на косяк, дымящийся в её руке, и пытаюсь почувствовать хоть что-нибудь. Не важно что. На самом-то деле я ищу демона, злобного ублюдка, засранца, который живет во мне. Того, кто отключает мои мозги, протягивает руку к косяку, подносит косяк к губам и затягивается им, словно пылесос. Но он так и не показывается. Может быть, он здесь вообще больше не живет. Всё, что осталось от него, — это прилежный зануда, трубящий на службе с девяти до пяти.

— Пожалуй, я отклоню ваше любезное предложение. Можете называть меня жалким дрочилой, если хотите, но я всегда относился к наркотикам с некоторым предубеждением. Некоторые из моих знакомых связались с наркотиками, и у них возникли после этого сложности.

Она пристально смотрит на меня, словно подозревая, что я недоговариваю что-то важное. Видно, что её это задело: она встаёт и уходит.

— Ну ты совсем ненормальный!

Женщина, с которой я познакомился в пабе — я ни хуя не помню, как её звать, — смеётся нарочито громко. Мне так не хватает Келли, которая осталась в Шотландии. У Келли такой приятный смех.

Если сказать по правде, наркотики мне сейчас кажутся просто очень скучными, хотя сам я, честно говоря, стал гораздо большим занудой, чем когда сидел на игле. Дело просто в том, что такая скучная жизнь, как та, которой я сейчас живу, для меня внове, и поэтому она вовсе не наскучивает мне так сильно, как могла бы. Поживу так какое-то время. Какое-то время.

О Боже, скажешь ты, ещё одна ночь в том же духе! Мне здесь больше нравится, когда полно народу, потому что, когда никого нет, как сейчас, время тянется мучительно медленно. К тому же нечего надеяться на чаевые. Полное блядство!

В баре почти пусто. Энди сидит с тоскующим видом и читает «Ивнинг ньюс». Грэм на кухне готовит еду в надежде, что её кто-нибудь да съест. Я стою, прислонившись к стойке, и чувствую, что ужасно устала. Утром я должна принести на семинар по философии готовое эссе на тему морали — ну, знаете, мораль абсолютная и относительная, при каких обстоятельствах, и все такое прочее. Страшно даже об этом подумать. Как кончится смена, сразу сяду и буду писать всю ночь. Ну, блин!

По Лондону я не скучаю, а вот по Марку — немножко. Ну, может быть, чуть больше, чем немножко, но не так сильно, как я ожидала. Он сказал, что если я хочу учиться в университете, то зачем ехать домой, когда можно учиться в Лондоне. Когда я сказала ему, что на грант прожить везде трудно, а уж в Лондоне так просто невозможно с позиций чистой арифметики, он ответил мне, что неплохо зарабатывает, так что как-нибудь протянем. Тогда я ему сказала, что не хочу жить на содержании, словно он крутой сутенер, а я ученая шлюха, а он мне сказал, что это совсем не тот случай. Тем не менее я уехала, а он остался, и мне кажется, что никто из нас об этом не жалеет. Марк может быть ласковым и нежным, но на самом деле люди ему совсем не нужны. Я прожила с ним шесть месяцев, но до сих пор не уверена, что я хоть сколько-нибудь знаю его. Иногда мне кажется, что я ждала от него слишком многого, а он оказался гораздо мельче, чем казалось на первый взгляд.

Четверо парней, судя по всему пьяные, заходят в ресторан. С ума сойти. Один из них показался мне смутно знакомым. Возможно, он мне попадался на глаза в университете.

— Чего желаете? — спрашивает его Энди.

— Пару бутылок лучшего пойла, какое у вас тут есть, и столик на четверых, — бормочет он.

По акценту, одежде и манере держаться сразу видно, что парни эти принадлежат к английскому среднему классу, а может, даже к его верхушке. Город полон этих новых белых колонизаторов, думает она — она, явившаяся сюда прямиком из Лондона. Раньше мы уже пережили наплыв йоркширцев, ливерпульцев, бирмингемцев и лондонцев в университет, а теперь он превратился в место для игрищ для не сумевших поступить в Оксфорд и Кембридж выходцев из Центральной Англии, слегка разбавленных представляющими Шотландию типчиками из эдинбургских частных школ.

Я улыбаюсь своим мыслям. Пора прекратить судить о людях по стереотипам и начать их воспринимать такими, какие они есть. Это все — дурное влияние Марка. Его предрассудки заразительны, парень слегка не в себе. Посетители садятся за столик.

Один из них говорит:

— А каких девчонок здесь, в Шотландии, считают красивыми?

Другой выпаливает:

— Туристок!

И всё это на весь зал. Шутники.

Первый говорит, делая жест в мою сторону:

— Впрочем, вот эту я бы из постели прогонять не стал.

Ах ты, козёл! Хуй моржовый!

Я вся киплю внутри от возмущения, но делаю вид, что не слышала последней фразы. Я не могу потерять эту работу. Мне нужны деньги. Нет денег — нет диплома. А диплом мне нужен. Он мне нужен просто охуенно, больше всего на свете.

Пока двое шутников изучают меню, ещё один из парней — темноволосый тощий обсос с длинной чёлкой — развратно подмигивает мне.

— Всё путём, дорогуша? — спрашивает он, имитируя простонародный лондонский акцент.