Ирвин Уэлш - На игле

Я стряхиваю с хвоста Ренточку — пусть валит и травит себя наркотой, если ему это по душе. Ну и дружки у меня: Кочерыжка, Гроза Ринга, Бэгби, Мэтти, Томми. Они ЭКСКЛЮЗИВНЫ. Запомните, Э-К-С-К-Л-Ю-3-И-В-Н-Ы. Других таких просто нет. Сыт я по горло неудачниками, слабаками, безработными, торчками из микрорайонов и тому подобной шушерой. Я — динамичный молодой человек с амбициями и очень-очень-очень пробивной…

«…социалисты думают о вас, товарищи, обо всем вашем классе, профсоюзе и обществе в целом». Забейте это все себе в жопу. «Консерваторы думают о вашем работодателе, вашей стране, вашей семье». А это забейте ещё глубже. Все очень просто: есмь только я, я, я, гребаный Я, Лоример Дэйвид Уильямсон, номер первый и, бля, последний, против всего мира, и мочилово предстоит серьёзное, потому что противник мухлюет. «Это просто, так просто, так просто…» Пошли они все на хер. «Я восхищен твоим яроштным индивидуалижмом, Лорри. Ты ужашно похож на меня в молодошти». Рад, что ты это заметил, Шон. Впрочем, многие высказывали подобное же мнение.

Ни фига себе!.. Какой-то прыщеватый пидор вырядился в шарф с цветами «Хартс» [5] Разговорное от «Харт оф Мидлотиан» — эдинбургский футбольный клуб, вечный соперник «Хибз». … да, эти ублюдки чувствуют себя здесь сегодня как дома. Только посмотрите на него: он прекрасно знает, как вызывающе выглядит.

Я скорее бы вынес, если бы моя сестра пошла работать в бордель, чем если бы мой брат надел такой шарф, и блядью буду, если это не так… Вот те на, ещё одна обалденная клюшка впереди… туристка, рюкзак за плечами, загорелая… трах-тибидох-трах-тибидох… Чёрт, опять сорвалось.

…куда пойти… может, пойти в тренажерный зал и качать там мускулы до седьмого пота, теперь у них к тому же появились сауна и солярий… мускулы должны сохранять тонус… от героинового психоза не осталось ничего, кроме неприятных воспоминаний. Две узкоглазые подружки, Марианна, Андреа, Эли… кому бы засадить сегодня ночью? Кто у нас самый знатный ёбарь? Конечно же, я. Возможно, даже удастся подцепить кого-нибудь в клубе. Публика там хоть куда, три основные группы: бабы, натуралы и голубые. Голубые обхаживают натуралов, которые в основном — здоровенные накачанные бычары с пивными животами, похожие на вышибал. Натуралы липнут к бабам, которые предпочитают покладистых изящных педиков. И ни один «шукин шын» не имеет того, что ему нужно, прикинь, Шон? «Лучше и не шкажешь, Лорри».

Я надеюсь, что мне не попадется тот педик, который лип ко мне в последний раз. В кафетерии он сказал мне, что у него ВИЧ, но он не горюет, потому что это ещё не смертный приговор, а чувствует он себя сейчас как никогда хорошо. Какой мудак станет рассказывать незнакомому человеку такие вещи? Скорее всего вешал лапшу на уши.

Жалкий гнойный пидор… да, кстати, вспомнил, надо купить резинок… впрочем, у нас в Эдинбурге пока ещё никто не поймал СПИД на клюшке. Говорят, что этот козёл Гогси подцепил его от бабы, но я припоминаю, что он некоторое время кололся в вену всяким дерьмом, когда сидел за решёткой. Так что, если ты не будешь ширяться с публикой типа Рентона, Кочерыжки, Свонни или Сикера, хер ты его подцепишь… и всё же… зачем искушать судьбу… а почему бы и нет… по крайней мере я-то здесь, я-то жив, потому что пока существует возможность позабавиться с телкой и с её кошёльком, так что в жопу все остальное, НИЧТО больше не заполнит эту огромную ЧЁРНУЮ ДЫРУ, похожую на сжатый кулак в центре моей сраной грудной клетки…

Несмотря на явное осуждение, которое она читает в глазах матери, Нина не может понять, что она сделала не так. Намеки были не вполне внятными. Сначала ей показалось, что она услышала «Прочь с дороги!», затем «Что ты сидишь и ничего не делаешь?». Группа родственников обступила кольцом тетушку Элис. Нина не видела Элис с того места, где она сидела, но суетливые возгласы, долетавшие к ней с другой стороны комнаты, наводили на мысль, что её тётушка попала в какую-то историю.

Мать поймала взгляд Нины и посмотрела в ответ с таким выражением, с каким могла бы смотреть одна из голов гидры. Сквозь возгласы типа «Ну полно, полно» и «Хороший он был человек» Нина уловила, как мать произнесла одними губами: «Сделай чай!»

Нина попыталась игнорировать полученный сигнал, но мать продолжала настойчиво шипеть, направляя струйку слов через всю комнату к Нине: «Сделай ещё чаю!»

Нина швырнула бывший у неё в руках номер NME на пол, сползла с кресла и направилась к длинному обеденному столу, сняла с него поднос и поставила на него чайник и почти пустую молочницу.

Добравшись до кухни, они изучила своё лицо в зеркале, сосредоточившись на угре над верхней губой. Её чёрные волосы были уложены под гребень и уже засалены, хотя она вымыла их не далее как прошлым вечером. Она потерла живот, слегка раздувшийся от скопления лишней жидкости. Близились месячные, а она всегда ужасно тяжело их переносила.

Нина могла бы принять участие в этом странном празднике горя, но с её точки зрения это было бы совсем не прикольно. Напускное безразличие к смерти дядюшки Энди, которое она демонстрировала, было напускным только отчасти. Когда она была ещё маленькой, она любила Энди больше всех своих родственников, потому что он умел её развеселить — по крайней мере так все утверждали. В каком-то смысле ей даже помнилось что-то в этом роде. Что-то такое действительно имело место: смех, щёкотка, игры, неограниченный запас конфет и мороженого. Но она не видела никакой эмоциональной связи между той маленькой девочкой и своим нынешним «я», а следовательно, и никакой связи между ней и Энди. Более того, выслушивая воспоминания родственников о днях её младенчества и детства, она готова была сквозь землю провалиться от неловкости. Ведь тем самым они предавали её нынешнюю, Кроме того, это было совсем не прикольно.

К тому же она и так постоянно была в трауре, о чем ей все при случае напоминали. Боже мой, какие все же они зануды, эти её родственники! На светское общение их подвигали только мрачные события, уныние сближало их словно некая клейкая масса.

— Эта девчонка всё время носит чёрное. В мои времена девочки носили яркие платьица, а не пытались выглядеть как вампиры.

Дядюшка Боб, жирный, тупой дядюшка Боб сказал это. Родственники засмеялись. Все как один. Глупый, пошлый смех. Скорее нервный смех испуганных детей, пытающихся угодить известному на всю школу хулигану, чем смех взрослых людей, услышавших смешную шутку. Нина впервые поняла разумом, что смех — это нечто большее, чем просто реакция на юмор. Он необходим, чтобы разрядить обстановку и продемонстрировать сплоченность перед лицом старухи с косой. Кончина Энди передвинула для каждого из них вопрос о собственной смерти на несколько пунктов выше в повестке дня.