Коллектив авторов - Были 90-х. Том 1. Как мы выживали

Кое-что мы купили тогда, причем даже и не только из вещей первой необходимости. Но я вернулся домой больным совершенно и сказал матери: НИКОГДА больше я не позволю себе вмешаться в толпу. До сих пор тяжело вспомнить то безумие, нерассуждающий порыв неизвестно к чему и эту злобу, море, океан свирепой злобы… И до боли жаль тех людей, запутавшихся, растерянных перед новыми реалиями, людей, что утрачивали человеческую душу от страха, что если сегодня, сейчас не обеспечат себя и своих близких, завтра это может оказаться и вовсе невозможным.

В начале девяностых многим пришлось освоить совершенно незнакомые им прежде специальности…

Вы еще помните ассоциации, которые в восьмидесятые вызывало у вас слово «спекуляция»? Воображение сразу рисовало каких-то цыганок, потных дядек и теток у метро, молодых людей, хорошо одетых, но настороженных, всегда с втянутой в плечи головой и бегающим взглядом. Услугами таких личностей пользовались — нельзя было не пользоваться, если требовалось достать хорошую вещь, — но самих их презирали. Слово «спекулянт» было бранным, оскорбительным. Перепродавать какую-либо вещь с переплатой считалось недостойным. С каждым случалось: человек, «оторвавший» после стояния в длинной очереди нечто добротное кому-то из домашних — женское пальто, мужскую меховую шапку или детские туфельки, — не угадывал с размером или фасоном, и от неудачной покупки следовало избавиться. Перепродавали такую вещь, как правило, только знакомым, в крайнем случае знакомым знакомых, да еще чек вкладывали в упаковку или коробку, чтобы, не дай бог, не оказаться заподозренными в жажде наживы! Перепродажа была не более чем способом вернуть потраченные деньги.

С началом же «дикого рынка» спекулянтами вынуждены были сделаться практически ВСЕ. Продавали или меняли талоны на промтовары. Старушки из никогда в жизни не куривших семей поневоле узнавали, чем отличаются папиросы от сигарет, обучались распознавать табачные марки и их сравнительную ценность на черном рынке. «Толкали» за живые деньги подарки от родственников, уехавших за границу. И все это — ломая, перебарывая себя, сдирая вместе с кожей лохмотья прежних этических представлений. Нынешние молодые люди не поверят, а скорее, просто не поймут, о чем вообще речь; но тогда победное шествие торгашества по стране еще только начиналось, и тем, кого обстоятельства заставили заниматься тем, что еще вчера называлось «спекуляцией», было действительно СТЫДНО.

В семье знакомых имелся довольно стабильный источник побочного дохода: им периодически «подбрасывали» приглашения в салон элитной косметики. Не помните, что это такое? Когда в Москве открывались первые торговые точки всемирно известных брендов, доступ в них был ограничен — то ли для борьбы с черным рынком, то ли из боязни, что озверелая толпа снесет весь товар разом вместе с магазином. Распространялись так называемые «приглашения», с ним чинно и мирно можно было войти в не запруженный народом благоуханный парадиз, средоточие дамских мечтаний. Естественно, сотрудники салонов приторговывали «приглашениями» и сами, и находили «распространителей» среди достойных доверия лиц. Иногда за процент, иногда безвозмездно в качестве поддержки для близких родственников. Мои знакомые относились к последней категории. Но та, от кого я слышал эту историю, признавалась: когда решилась продать полученное приглашение в первый раз, чтобы на эти деньги сделать подарок маме на день рождения, она, девочка из интеллигентной семьи, чувствовала себя прямо-таки Соней Мармеладовой.

А спустя очень короткое время продажа приглашений почти на два года сделалась чуть ли не единственным источником дохода для семьи: родители работали в государственном секторе, и как раз в это время там начались чудовищные задержки выплат, зарплату за май давали, например, в сентябре и так далее.

Что можно сказать… Как пишет Александр Бушков, «это было».

Студентка-отличница получает повышенную стипендию… Казалось бы, живи да радуйся. Но, как говорится, «есть нюанс»! Сумма официального оклада у студенткиной мамы… равна сумме этой самой стипендии. Где же это у нас работает мама? Уборщица она или, может, семечками на базаре торгует? А вот и нет: мама у нас — инженер, из тех, которые «делают ракеты», а поскольку в свое время училась на заочном, работать на оборону страны начала с восемнадцати лет, так что к девяностым уже стала ветераном труда. Ну, правда, кроме оклада были еще какие-то выплаты, оформленные как премии, и ах да, еще бесплатный проездной предоставлялся! А иначе выходило бы, что люди еще сами приплачивают, чтобы на работу ездить.

Разумеется, долго подобное издевательство женщина терпеть не стала и к середине девяностых ушла с предприятия в коммерческую структуру, ничего общего с ее прежней специальностью не имеющую. И подобным же образом вынуждены были поступить многие, слишком многие ее коллеги. Вот так тихо, обыденно и на первый взгляд незаметно совершалось государственное преступление: развал советской оборонной промышленности. Угадайте с трех раз, кому оно было выгодно?..

Если говорить о явлениях, существовавших только в 90-е и пропавших позднее, первое, что приходит в голову, — это, конечно же, валюта и обменные пункты.

В советское время за торговлю валютой полагался уголовный приговор — но, как только в законодательство внесены были изменения, доллар прочно сделался второй, если не первой валютой страны. Причем самое интересное, разница между ними поначалу была не так уж велика: еще в начале 90-х доллар стоил меньше пяти рублей. Может быть, первоначально причина лежала в небольшой еще доступности? В том, что был некий шик, доступный только иностранцам, дипломатам и блатным «авторитетам», в том, чтобы вместо перетянутой резинкой рублевой «котлеты» небрежно извлечь пачку зеленых «президентов»? И шик этот очень хотелось перенять личностям классом пониже, чтобы почувствовать себя хоть чуть более значимыми, нежели на самом деле? Ну, потом-то уже все понятно: после денежной реформы 1993 года покупательная способность рубля с треском рушилась в тартарары, цены взлетали ракетой, и доллар из знака принадлежности к «элите» сделался единственным способом как-то гарантировать сохранность своих накоплений. Доллары появились на руках даже у «уборщицы тети Дуси», каждый из нас знал отличительные признаки подлинности заокеанских купюр и курс их купли-продажи. Любая частная фирма выплаты своим работникам назначала и делала только в «платежных знаках Соединенных Штатов Америки», а служащие государственных контор — там, где зарплату не задерживали на несколько месяцев и выплачивали в размере, позволяющем не тратить сразу всю сумму, — сразу после получки бежали в обменник и покупали хотя бы полтинник или сотку баксов. Частные расчеты люди тоже проводили в «зелени». Нормальные диалоги того времени: «Сколько получаешь на работе?» — «Пятьсот “грино́в”» — «О, нормально так!» Или: «Машину почем продаешь?» — «Две “тонны” “бакинских”». — «Сбрось хотя бы до тыщи восьмисот!» Обменные пункты расплодились как грибы, в центральных районах Москвы их было по нескольку штук на одной улице.