Александр Окунь - Ученик аптекаря

Поначалу Эли стал ходить на берег моря, где ложился, раскинув руки, и впитывал энергию Космоса. С той же целью каждое утро он отправлялся в парк и обнимал деревья. На какое-то время ему удалось подбить Поляка, и они ходили обнимать деревья вдвоем, но потом Поляк это дело оставил, хотя и соглашался, что от объятий ощущал необычайный прилив энергии. Затем он увлекся проверкой энергии предметов — уж не помню, какая теория его на это толкнула. Эли завел себе палочку, предварительно заряженную энергией Космоса, и, подвесив ее на нитку, принялся проверять все подряд: ежели палочка крутилась (причем скорость вращения также была показателем) по часовой стрелке, то энергия у предмета была положительная, а ежели против — то отрицательная. С этим прибором он обошел всех своих друзей, учиняя в их домах перестановки и даже заставляя выбрасывать вещи, которые палочке приходились не по нраву.

Противиться его неуемной вере сил ни у кого не было, разве что Аптекарь наотрез отказался избавляться от огромной банки, в которой была заспиртована здоровенная змеюка о двух головах. На все уговоры Аптекарь твердо отвечал, что змея — символ медицины, а уж двухголовая и подавно, что он к ней душевно привязан и что сам Универсальный Доктор в труде Super Dionisum di divinis nominibus указывал на благотворное влияние этой твари. К Аптекарю Эли питал уважение, но в этом случае даже такие весомые аргументы на него не действовали.

Аптекаря и Эли связывал общий интерес к таинственному миру, находящемуся, как любил выражаться Эли, за четвертым покрывалом Майи. Но если Эли, помимо обаяния, к Аптекарю влекли энциклопедические знания, острый ум, способность увязывать воедино на первый взгляд не имеющие ничего общего обстоятельства, то Аптекарь питал к Эли простодушное обожание подростка к легендарному герою ринга. Вместе с тем, не раз я слышал от него, что Эли не так прост, как кажется, и что под толстой черепной костью покоятся пока даже самому Эли неведомые идеи, которым суждено удивить и поставить в тупик не одного философа.

Вкусив от разных учений, Эли неожиданно для всех водрузил на голову ермолку и плотно обосновался в ешиве раввина Имануэля Амрами. Вокруг этого выходца из Турции, занимавшегося практической каббалой, роились разные слухи. Утверждали, что он — тайный франкист, что при помощи каббалистических заговоров может извести человека, что превращает воду в вино, а хлеб в мацу и в Судный день вешает на шею свиную ногу.

Сам же Эли как-то признался Аптекарю, что от разговоров с рабби ощущает такое чувство остроты бытия и балансирования на краю пропасти, которое испытывал только на ринге с самыми опасными противниками.

— И в чью пользу результат? — язвил Аптекарь, на что Эли поднимал руки и закатывал свои маленькие глазки вверх. — Интересно, — посмеивался Аптекарь, — подозревает раввин, каких бесов придавил Эли ермолкой?

Вдвоем раввин и Эли представляли забавную пару: одетый в черный лапсердак, с широкополой черной шляпой на голове, с очками на смуглом, иссеченном морщинами лице, обрамленном редкой серебристой бородкой, низкорослый щуплый раввин, оживленно жестикулируя, быстро семенил по каменной мостовой, а рядом с ним, бережно придерживая раввина за руку, согнувшись чуть ли не пополам, вышагивал огромный Эли с маленькой ермолкой на стриженной ежиком голове. И хоть выглядел он довольно комично, достаточно было встретиться взглядом с сидящими глубоко в тени мощных надбровных дуг холодными острыми глазками, чтобы всякое желание улыбаться пропало.

В спортивном зале, переполненном звонкими звуками ударов, едко пахло потом.

— Эли сегодня не будет, — сказал второй тренер Виктор и подмигнул: — Ну что, записываться пришел?

Желания заниматься боксом я никогда не испытывал. Добровольно физиономию под кулаки подставлять? Нет. Мне голова для другого пригодится. Виктор, чувствовавший мой страх, при встречах имел обыкновение меня подразнивать, я же, зная, что он прав, терпеть его не мог.

— Где Эли? — сухо спросил я.

— Кто его знает! — махнул полотенцем Виктор. — Скорей всего, в ешиве этой. — И цокнул языком. — Какого человека раввины скрутили!

И я поплелся в ешиву, где и обнаружил Эли, возвышавшегося над горой книг. Увидев меня, он улыбнулся, напялил мне на голову извлеченную из кармана ермолку и провозгласил:

— «Ибо ты войдешь». Вот теперь ты выглядишь, как и подобает порядочному шейгецу.

— Эли, мне срочно нужно с тобой поговорить.

— Серьезно?

— Очень.

— Тогда, — смертоносная левая рука описала дугу, — сядь вот сюда. Серьезные вещи лучше говорить, сидя с северной стороны.

Я подвинул свой стул, уселся с северной стороны и рассказал ему все как есть.

— Да… — Эли побарабанил толстыми пальцами по столу. — «Ангел, спасающий меня от всякого зла, благословит…» История малоприятная.

Его холодные прозрачные глазки внимательно смотрели на меня. Сердце упало.

— Ничего нельзя поделать, а, Эли?

— Ну, не скажи. — Он задумался. — Конечно, все предопределено, но и все открыто.

— То есть как? — не понял я. — Это чушь какая-то.

— Не чушь, а каббала. Все предопределено, но тебе оставлена свобода выбора и свобода поступка. — Эли откинулся на спинку стула. — Дай-ка я расскажу тебе одну историю.

Однажды, много-много лет назад, персидский шах вместе со своим визирем гулял по дамасскому базару. Шах задержался у лавки торговца кинжалами знаменитой дамасской стали, а визирь пошел дальше. И вдруг, как раз когда шах из десятков кинжалов наконец выбрал один, в лавку врывается визирь, белый, как молоко белой ослицы, и бросается на колени:

«О, великий государь! Умоляю, дай мне своего самого быстрого скакуна, я должен немедленно вернуться в Тегеран!»

«Что случилось?» — удивился шах.

«Пока ты выбирал кинжалы, я прошел вперед и там, на углу, возле фонтана, столкнулся лицом к лицу с Ангелом Смерти. Ангел поднял на меня глаза, и я понял, что меня ждет».

По приказу шаха подвели скакуна, визирь вскочил на него, дал коню шпоры и во весь опор умчался, а шах продолжил свой путь и через какое-то время увидел сидящего у фонтана Ангела Смерти.

«Скажи мне, Ангел Смерти, — обратился к нему шах, — зачем ты напугал моего визиря?»

«Я, великий государь? — удивился Ангел. — Я вовсе не пугал твоего визиря. Я просто был удивлен, увидев его здесь. Дело в том, что у меня назначено с ним свиданием на завтра в Тегеране».

Эли замолчал. На душе у меня кошки скребли. Значит, куда ни кинь — всюду клин. Эли поправил ермолку.

— Понимаешь, история на этом заканчивается, но финал ее мог быть другим. Предположим, вместо того чтобы бежать, визирь нашел бы в себе мужество остаться. Не поддаться панике, пересилить страх и продолжить гулять по базару. Ангелы, в том числе и Ангел Смерти, лишены воли. В сущности, по сравнению с людьми они достаточно примитивные существа, не более чем орудия Превечного. По своей инициативе Ангел ничего решать не может. И кстати, Господь, Он тоже пленник своих решений. Поэтому, если бы визирю достало мужества и отваги, Ангел Смерти напрасно бы ожидал его в Тегеране…