Анна Зегерс - Доверие

В глубине души Вальдштейн страдал всякий раз, когда речь заходила об этом, ведь дом-то закроют, когда дети уедут на родину.

Он старался не допустить себя до этой мысли и сказал:

— Мы объяснили детям, что перемирие уже вступило в силу и, возможно, недалек тот день, когда они поедут домой. Многие, услышав это, вдруг притихли, и мы с Войдой решили — они нас не поняли. В обед оказалось, что одного из младших мальчиков нет на месте. Мы обыскали весь дом и сад, весь Грейльсгейм, ближайшие деревни. Нам все окрестное население помогало. Обнаружили мы его на автобусной остановке; он лежал на земле, сон внезапно свалил его. Оказалось, мальчонка собрался домой. Не помнил уже, как долга и трудна дорога.

Но один мальчик постарше испугался и по-немецки спросил нас: «Неужели я должен уехать?»

— Вот это я понимаю! — воскликнул Томас. — Покажите мне его! Так было и со мной. Я считал: обратно — значит, обратно к тому же самому. — И вдруг спросил: — А что ты скажешь о книге, где вы все выведены?

— Я не знаю, о какой книге ты говоришь.

— Ты не читал? Ее написал человек по имени Герберт Мельцер. В Испании, когда победил Франко, они раненые лежали в пещере и Роберт Лозе рассказывал им о своей юности. Он ревновал тебя к Рихарду, которого ты любил за то, что он все понимал. Роберт был тогда еще глуп, ему нравился учитель-нацист, вечно его нахваливавший. Много позднее с насыпи он увидел тебя в колонне арестантов. Тебя избивали. И с той минуты он возненавидел нацизм.

А еще позднее, в Испании, в укрытии, где они ютились, решено было, что каждый, кому удастся спастись, передаст приветы самым дорогим и близким остальных. И Роберт велел тебе передать привет.

Сам он мне, конечно, об этом не рассказывал. В этой книге много правды, а много и выдумки. Завтра я с самого утра тебе ее пошлю.

Вальдштейн вспомнил. Когда нас, стиснутых как сельди в бочке, везли в арестантском вагоне, кто-то пробрался ко мне поближе: ему поручили передать мне привет. Потом мне не удалось его разыскать в толпе арестантов. Может, этот человек и написал книгу?

Он задумался и, казалось, позабыл обо всем на свете.

Взгляд Тони заставил его встрепенуться. Она внимательно смотрела на Вальдштейна, о котором ей так много рассказывал Томас.

Улыбнувшись, он сказал:

— Вы теперь, наверно, вместе? Хорошо, что мы познакомились. Как тебя зовут?

— Тони Эндерс. Он уже давно живет у моих родных.

Так, значит, это она мне писала, что с Томасом стряслось что-то нехорошее и я нужен ему. Просила меня о нем позаботиться.

По чистой случайности в тот же самый день учителя Вальдштейна навестили Рихард и Роберт. Приехать их, видимо, побудила книга, где немало места было отведено всем троим. Да еще потребность в трудное время побыть с другом и облегчить свою душу.

Вскоре они заговорили о Герберте Мельцере, авторе книги, который внезапно откуда-то вынырнул, чтобы их всех повергнуть в волнение, и снова как в воду канул.

Вальдштейн заметил, что, будь Мельцер жив, он бы непременно кого-нибудь из них разыскал. И понял бы: нечто очень важное, неизбежное он упустил в их жизни, хотя и сумел полностью ею проникнуться, до известного времени, конечно. И все-таки, все-таки, думал Вальдштейн, в самом этом упущении писателя, если он настоящий писатель, заключено предостережение: кто знает, что в жизни ждет ученика, которого ты неправильно обучал!

Рихард и Роберт должны были скоро уехать — в противоположных направлениях. Когда они торопливо и горячо друг с другом прощались, Вальдштейн уже сидел с книгой в руках.

Ему вдруг стало непонятно, как мог он терзаться мыслью, что грейльсгеймский дом закроют. Нет, нельзя закрыть дом, дом-школу, покуда — как вчера и сегодня — люди приходят к нему, своему учителю.

Пусть даже и не приходят! Достаточно, если в будущей трудной, может быть, совсем по-новому трудной жизни у них промелькнет мысль: разве Вальдштейн, когда я был совсем еще зеленым юнцом, не внушал мне, какого пути держаться?

Он чувствовал: двери его дома в книге Мельцера всегда будут стоять распахнутыми, чтобы тысячи молодых людей могли в него входить и выходить из него. Даже когда учителя Вальдштейна уже не будет среди живых, так же как Роберта и Рихарда и даже Томаса, самого из них молодого.

Сложный мир открывает перед нами новая книга Анны Зегерс. Тот, кто прочел «Седьмой крест» (1942), «Транзит» (1943), «Мертвые остаются молодыми» (1949), имел уже возможность убедиться в захватывающей силе своеобразного таланта писательницы, в ее удивительно верном осмыслении исторических событий, в ее тонком понимании психологии людей самого различного возраста и положения. Анна Зегерс всегда тяготела к постановке острых психологических проблем и решала их в своих произведениях зрело и мастерски, причем — и это для нас очень важно — решала их с позиции художника партийного, твердо верящего в торжество марксистско-ленинских идей.

Роман Зегерс «Решение», изданный в ГДР десять лет назад, поражает своей многоплановостью. Действие его разворачивается в США, Париже, Мексике, Западной Германии, Западном Берлине и главным образом в Германской Демократической Республике — на сталелитейном заводе, в вымышленном городе Коссине. Хронологически книга как бы продолжает грандиозную эпопею «Мертвые остаются молодыми». Писательница показывает нам много частных судеб, проявляя пристальный интерес к деталям личной жизни разных, даже «самых маленьких» людей. «Я стремлюсь выразить то, что побуждает одних помогать строительству социализма, а других тормозить его, — сказала Анна Зегерс в одном из своих выступлений. — Никто не может уклониться от четкого вопроса: с кем ты? Против кого ты? Именно это мне хотелось раскрыть на примере различных человеческих судеб».

Объемистый роман заканчивается лаконичной пометкой — «Конец первой части», и вот десять лет спустя Анна Зегерс познакомила нас со второй частью своего труда. «Доверие» и формально, и хронологически, и по существу является продолжением «Решения». В этих книгах Анна Зегерс впервые дает нам широко развернутое изображение новой действительности — первого немецкого социалистического государства. Мы видим, какие огромные трудности преодолевает молодое государство в своем развитии, но оно существует: мечта, во имя которой сражались герои «Седьмого креста» и других книг Анны Зегерс, воплотилась в живую реальность. В «Решении» и «Доверии» борьба идет уже не за право строить социализм, а против тех, кто мешает осуществить это отвоеванное право.

«Доверие» сохраняет размах и в выборе мест действия и в количестве персонажей. Романистка переносит нас в различные уголки земного шара, подчеркивая тем самым связь германской проблемы с основными вопросами современности. Персонажи романа в подавляющем большинстве тоже «знакомые все лица», лишь немногих из них мы не встречали в «Решении». Если прибавить к этому очевидное сходство структурных и композиционных особенностей, то станет бесспорным, что перед нами две части единого целого.