Эжен Шаветт - Тайны первой французской революции

-- Ну, так можете уйти, и с этого дня заботьтесь обо мне... для вашей же выгоды.

-- Я из кожи вылезу, чтоб угодить господину кавалеру, -- пробормотал Жаваль, пятясь к дверям.

Проходя коридором, трактирщик отирал со лба пот и говорил:

-- Какой тигр этот кавалер Бералек! Нужно его приручить, или он без зазрения совести велит меня расстрелять. Другой, гражданин Работен, мне кажется более кротким.

Чтобы дать жильцам доказательство своего жгучего патриотизма, он начал кричать на лестнице во все горло:

-- Да здравствуют свобода!.. Республика!.. и Директория.

Эти крики долетели до молодых людей, и они разразились смехом.

-- Из-за нашей шутки он разгонит всех других своих жильцов, -- сказал, развеселившись, Пьер.

Но Ивон скоро опять стал серьезным.

-- А ну, Пьер, -- воскликнул он, -- ты с ума сошел, что ли?

-- Отчего?

-- Я тебе говорил, что может возникнуть неприятность, если этот безмозглый узнает мое имя, а ты тотчас же не только поспешил выдать его, но еще и присвоил себе, чем навлек на себя опасности, которые могут возникнуть в будущем.

-- Э-э, мой милый! Маленькая неприятность не наскучит мне; она займет мое праздное время в Париже: ведь здесь страшно скучно, когда никого не знаешь.

В эту минуту послышался скромный удар в дверь и покорный голос произнес:

-- Это я, ваш Страус, господин кавалер. Я принес вам маленький пакетик, который поручено вручить вам.

-- Хорошо, войдите, Страус.

Жаваль почтительно подал Пьеру посылку аббата Монтескью и удалился, все пятясь задом.

-- Заботьтесь же обо мне хорошенько, одно говорю вам, -- строго повторил ему Пьер.

-- Не пожалею себя для вас, господин кавалер, услужу за четверых.

-- Четыре -- ничтожное число!!!

-- Тогда за восьмерых, -- поспешил сказать трактирщик, у которого вид нахмуренных бровей Пьера вызвал опять крупные капли пота на лбу.

Только что вышел он за двери, как эхо коридоров громко начало повторять его возбужденный рев:

-- Да здравствует Директория!

Пакет аббата содержал, как и предполагал Ивон, кроме двухсот луидоров еще и приглашение на бал.

-- Теперь надо постараться преобразиться в Щеголя, так как в этом костюме я отправлюсь к гражданину Баррасу, -- сказал кавалер.

Пока он одевается, а Пьер помогает ему, набросаем портрет верного товарища Ивона.

Тот, кого Бералек по-дружески называл Пьером, был граф Кожоль. Оба молодых человека были вскормлены одной кормилицей, отчего часто называли друг друга братьями. Граф Кожоль, будучи одних лет с кавалером, не имел его красоты и геркулесовской силы, но тем не менее был столь же неустрашим и так же сильно жаждал опасностей и приключений. Пьер Кожоль обладал перед своим другом, на которого несчастье первой любви часто наводило грусть, тем преимуществом, что имел в себе неиссякаемый источник веселости, которую не могло заглушить в нем присутствие самой серьезной опасности.

Во время шуанства, когда он командовал толпой своих собственных крестьян, Кожоль сумел воздержаться от тех ужасных жестокостей, которые как у белых, так и у синих, были известны под именем возмездия и навсегда запятнали эту беспощадную войну. Жажда битв заставляла Пьера убивать, чтоб защищаться и побеждать, но как скоро кончалась борьба, его веселость брала верх, и в то время когда другие убивали своих пленников, он довольствовался тем, что заставлял отрезать им длинные волосы, которыми так гордились республиканские солдаты, а потом отсылал их совершенно голыми, оставляя им по платку в руках -- закрывать себе лицо, когда им встретятся дамы, говорил он.

За этот способ... одевать враги окрестили его "капитан-портной".

У шуанов, которые любили давать различные прозвища, благодаря наблюдательности и осторожному уму, но особенно исключительному дара идти по следу друга и недруга, -- он стал известен под именем Собачьего Носа.

Из того, что Кожоль, как мы сказали, не обладал замечательной красотой Ивона, не следует еще, что он был дурен. Пьер был красивым, хорошо сложенным и весьма добродушным юношей, являвшим всегда женскому взгляду смеющееся и в то же время честное и открытое лицо, на котором глаза в свое время загорались огнем неукротимого мужества и сильной воли.

Пьер имел множество любовниц, и очень хорошеньких, но все они прошли, не оставив и следа в его сердце, полном братской преданной дружбы к товарищу по оружию и другу молодости Ивону Бералеку.

Когда тому напророчили смерть на эшафоте, Пьер, не задумываясь, вскричал: "Дележ пополам!"

Пока мы набрасывали этот портрет, туалет Ивона был окончен. С головы до ног он был одет как истинный щеголь; ничего не было забыто: сапоги, одежда с длинными фалдами, широкий жилет, волосы, висевшие наподобие собачьих ушей; а шея вся уходила в белый кисейный галстук, торчавший в виде воронки.

-- Твоя голова похожа на цветы в порт-букете! -- вскричал Пьер, заливаясь хохотом.

-- Так ты находишь, что я хорошо представляю чудака, красавца невообразимого? -- спросил Ивон, подражая жеманному языку Щеголей, которые, как мы сказали, выбрасывали из слов букву "р".

-- А, любезный друг, я предсказываю тебе полный успех, какой ты уморительный, честное слово! -- отвечал шутник Кожоль.

Кавалер наполнил карманы панталон золотом, в карман же куртки спрятал пистолеты, надел треуголку на голову и, подойдя к Пьеру, сказал уже серьезно:

-- Теперь, брат, я иду на завоевание этой женщины. Она, как меня уверяли, окружена опасностями, от которых до меня погибло трое. Очень вероятно, что и я не вернусь. Где буду я? Не знаю. Но я вверяю себя тебе, тебе, которого наши шуаны прозвали Собачьим Носом; ты отыщешь мой след и придешь освободить меня, если я попаду в какую-нибудь засаду, или отомстишь за мою смерть, если я буду убит.

-- Решено, -- сказал Пьер.

-- Если завтра утром меня не будет здесь, то ты отправишься в поход.

-- Понимаю.

Друзья обнялись, и Ивон Бералек поехал в Люксембург.

Утомленный путешествием, Пьер Кожоль добрался до соседней комнаты, приготовленной для него Жавалем. Едва успел он войти туда, как крик "Да здравствует Республика" раздался у самой двери, и содержатель гостиницы явился с подносом, на котором красовались холодный цыпленок, пирожки и бутылка бордо.

-- Видя, что гражданин Работен уходит, -- сказал он застенчиво, -- я подумал, что господин кавалер Бералек захочет, может быть, проглотить кусочек перед сном, и осмелился принести ему эту скромную закуску.

-- Но, милый Страус, этот ужин будет мне стоить страшно дорого?

-- Совсем нет, господин кавалер, ужин включен в плату за комнату.

-- А сколько стоит комната?

-- Сколько угодно будет назначить господину кавалеру, -- вкрадчиво ответил трепещущий содержатель гостиницы, думая в то же время: "Сделаем тигра ручным, иначе я расстрелян!"