Иван Комлев - Ковыль

Лукерья в горьких своих мыслях идёт той же дорогой и словно отвечает на вопрос Нины:

– Мужик, что кот: где блудит, не скажет, а любит, чтобы ему холку гладили, это у него самое чувствительное место. Пока руки на затылке держишь, он твой, как отпустишь, так и пошёл искать тёплое место.

– Вот где их надо держать! – Светлана сжимает кулак. – Пять минут им полной свободы, а всё остальное время суток – ежовые рукавицы. Бито, я вышла.

– Вальтом кройте, тётя Наташа, вальтов больше нету, все в отбое, – шёпот Вари слышен далеко за пределами круга играющих, она отдавалась игре со всей серьёзностью и страстью. – А ходить надо сперва с десятки, она её козырной восьмёркой покроет, а тогда вы ей – восьмёрку, она её – дамой, вы ей – даму, она – тузом, а вы ей бубнового!

– Ну, всё расписала! – Нина приняла карты, собрала колоду. – Наизусть всё помнит, вот настропалилась.

– Мы вышли, – захлопала Варя в ладоши, – мама дурочка!

И во второй раз Нина осталась в дураках.

– Ну, ничего, – утешила её Светлана, – кому в картах не везёт, повезёт в любви.

Нина вздыхает, тасует колоду. Где она, её любовь? Да и нужна ли теперь? Варя с Игорьком – вся жизнь её и вся любовь.

Лукерья вынула из сумочки пачку с папиросами, взяла одну, стала катать между пальцами, разминая табак. Пачку бросила рядом с колодой карт. Светлана быстрым взглядом посмотрела в сторону мужа, ещё более быстрым движением выудила из пачки папиросу, спрятала в кулаке, кивнула в сторону – там покурим. Анатолий курить ей решительно не дозволял, и в этом вопросе она вынуждена была подчиняться. Баловалась иногда, украдкой.

Они отошли с Лукерьей за поворот тропки, сели на бугорок, на подгоревшую от долгого летнего жара траву. Лукерья чиркнула зажигалкой. Затянулась глубоко, выпустила дым кверху, запрокинув лицо.

То, что вчера поругались, Светланой не забыто, но теперь, когда у Лукерьи случилось несчастье, женская солидарность взяла верх над неприязнью, и она пошла на мировую:

– Часто он у тебя так?

Лукерья вновь затягивается, дым выпускает на сей раз из ноздрей:

– Не знаю, – говорит она после паузы. – Раньше я думала, что он – мой, весь с потрохами, – помолчала, словно проверяя сказанное. – На корабле баб нет, не мог он как-то изменить. А на берегу всё время вместе, как придёт из похода, радуется, что до меня дорвался. Что случилось, не могу понять.

– Бывает. Это у них случается такой бзик. Да и с нами тоже, – Светлана вытянула ноги, посмотрела на них критически сверху вниз, перевела взгляд на реку и дальше, на заросли кустарника на той стороне под обрывом. – Вон, видишь?

Парень с девушкой переплыли реку, укрылись за кустами, чтобы их не было видно со стороны пляжа, и целовались всласть.

– Ну и что теперь? – спросила Светлана. – Горшок об горшок и – врозь?

Лукерья молчала, рассеянно наблюдая, что делается на другом берегу, курила.

– Нет, – сказала наконец, – потерплю. Только бы он не бросил. У меня же никого – только он да сын, тоже Сашка, – пригасила сгоревшую до самого мундштука папиросу, обхватила ноги руками, положила на колени подбородок, собралась в комок – одинокий, мягкий и беззащитный. – Детдомовская я. В тридцать восьмом меня сдали туда, три года было, и я даже не знаю, кто были мои родители и куда они девались. Умерли или ещё что, – глаза у неё повлажнели. – С детским домом мне не повезло. Порядки у нас были… Защитить нас, девчонок, было некому. Ребята постарше за кусок хлеба… Которая упрямится, так ту и без угощения. Когда выпустилась, паспорт получила, завербовалась на Дальний Восток. Там и встретились. Он с меня потребовал, чтобы я сказала, кто у меня первый был, а я знаю? Мне это не нравилось, когда подросла, то стала отбиваться. Да и в детдом новый директор потом пришёл, старого арестовали… Питание наладилось, прекратили этот бардак. По-настоящему у меня, кроме него, никого и не было.

– Выть хочется, – сказала Светлана. – Мужичьё так устроено: девок стремятся соблазнить, а в жёны им девственницу подай. Господи, как живём! Для чего? – она повертела меж пальцев свою потухшую папиросу, снова прикуривать её не стала, ткнула в землю. Помолчали. – Когда я вышла за Тольку, то сразу забеременела. А в профкоме мне путёвку на юг предложили, на море. Сроду и не мечтала, представляешь? Прикинула: растолстею к тому времени, как, думаю, я с испорченной фигурой на пляже появлюсь? Нашлись «добрые» люди, указали мне старуху, она мне аборт сделала. Подпольный, при Сталине было запрещено, и правильно, как теперь понимаю: это же убийство! Вот и наказана: на курорт съездила, а детей – нет.

Неподалёку от них на тропке появился суслик, заметил фигуры, которых не было здесь прежде, отбежал к норке, стал возле неё столбиком, замер, дожидаясь, когда страшные незнакомцы проявят себя. Стоило Светлане снова заговорить – нырнул, спасаясь, в нору.

– Такая наша бабья судьба: поторопишься сладкого ухватить, отрыжка потом на всю жизнь.

– Да, – Лукерья распрямилась, посмотрела вверх, где в синеве плавал коршун. – Люди, как этот суслик, опасность видят не в той стороне, где она их поджидает. Ну, а сиротку взять не хочешь? Знаешь, как они там о маме мечтают…

– Думала. Надо было на несколько лет раньше. Я ведь стала такой мегерой – муж вздрагивает. Сумею ли быть ласковой и сдержанной?

– Сумеешь. Отмякнешь.

– Наверное. Мы с Анатолием разговаривали насчёт того, чтобы усыновить мальчишку лет трёх.

– Света! – Лукерья посмотрела Светлане прямо в глаза. – Возьми девочку!

– Девочку? – в сознании медленно свершался переворот – с девочками хлопот больше. – Толю я уговорю, согласится. Обещаю.

Пора было возвращаться, они встали и пошли друг за другом по узкой тропинке, не ведая, как скоро Светлане придётся исполнить обещание. И девочкой этой станет Юля, племянница, отцу которой судьба отсчитывала последние минуты, а матери её хватит десяти дней, чтобы угаснуть от горя и последовать за ним.

В компании было весело.

– Вася, – предложил Ким Сократович шофёру, – расскажи, как в вашем районе спутника запускали.

Вася приезжий, истории со спутником никто ещё, кроме самого Лунёва, не слыхал.

– Любопытно, – говорит Нечай.

– Давай, Вася, – подбадривает и Валеев, он любит всякие необыкновенные истории.

– Коммунхоз запускал, – скромно уточняет Вася.

Мужики смеются.

– Возьмём опыт на вооружение.

– Ври дальше!

– Такое дело, – Василий откашлялся, преодолевая смущение, – у нас в Свободном новую баню построили. Ага. Ну, год кое-как работала, а потом что-то с зарплатой у кочегаров не вышло, и они отказались работать, перешли в леспромхоз, там как раз люди нужны были. Вот. Один остался, но летом её топили реже, а как осень приблизилась, народ повалил мыться и, конечно, спохватились. Нашли других кочегаров. Не знаю, сколько их там положено по штату, но одного приняли из бичей. Я его знал, он летом всегда с экспедициями в тайгу ходит. Ну вот. Выпало ему дежурство в понедельник.