Грим - Никита Никуда

Один был полковник, потомок Ордынцевых и Одинцовых. Другой - поручик, из вольноопределяющихся. Третий - штабс-капитан артдивизиона. С ними сестра милосердия и военврач. Был и шестой, матрос, личность темная. Пути их различны, но пока еще различимы. След седьмого теряется в неизвестности.

Кстати: тезис, пока не забыл. - Если мчаться быстрее скорости света, то смерть тебя не догонит. А если спрятаться от нее в себя - она тебя не найдет. Я на этом тезисе не настаиваю. Мы ведь знаем, что смерть - самое несомненное изо всего, что есть. Никуда от нее не денешься под свинцовыми небесами необходимости, а воскресения нет. Но действие в самом начале. И возможно, в дальнейшем прояснится эта спорная мысль. А может, и нет.

Какой-то поезд без предварительного объявления - и объяснения, зачем это нужно - прибыл на первый путь. Бродячий пес бросился под стальные колеса, но убить себя не успел.

Фантастичность фабулы превышает всякое благоразумие. И временами похожа на сон комендора Антипова, который раньше кондуктором был.

Значит так. - Заручиться презумпцией полноценности и вменяемости. Брать из жизни не всё, что плохо валяется. Трупы второй свежести не подавать

Пес вдруг поднял голову и завыл, как воют только собаки - в мучительном поиске слова. Быстро прошел дождь, словно некий небесный бог метил свою территорию.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Улица Семихвостова, если взглянуть на нее сверху, напоминает спящего мужчину, раскинувшего руки на пересечении ее переулочком, с головой, лежащей на месте кольцевой трамвайной развязки, где, собственно, улица и берет начало, а на выезде из города - раздваивается: правая штанина уводит к кладбищу, левая - куда-то еще. Меж штанин расположена асфальтированная площадка с бывшей водонапорной башней (также называемой Пороховой), ныне переоборудованной в пост автоинспекции.

Этот мужчина уже лет сто так лежит, поэтому не исключено, что он уже мертв. Да и пост пустовал, как правило.

Про самого Семихвостова нам почти ничего не известно, кроме того, что был меценат, разрабатывал медные копи и принципиально не пил: относил себя к секте хлыстов-флагеллантов - поэтому. А во время эксов 1908 года, волной прокатившихся по губернии, добровольно вынул и выложил перед налетчиками семьдесят тысяч рублей. Впрочем, улица, возможно, названа не в его честь, а в память племянника, который эту экспроприацию организовал. Деньги окольным путем ушли в Женеву, а племянник лет через десять очень выдвинулся, несмотря на оставшуюся от флагеллантов фамилию. - Кто не знает: семихвостка - это особая плеть.

Словно паразиты ползали по Семихвостову люди, гусеницей скользил вдоль позвоночника зеленый трамвай, а день был солнечный, чистый, небо - лазурное, словно боженька вышел прогуляться в синих трусах. По местным метеоусловиям - очень даже погожий день. Воскресный.

Наиболее заметное скопление паразитов наблюдалось в нижнем участке улицы, на выезде из города - одноэтажной сплошь. Эта улица без прикрас выглядела немного запущенной. Дома, довольно просторные, с полуподвалами, выстроены были, наверное, еще при монархии: состоятельными мещанами - на доходы от различных видов деятельности, и чиновными служащими - на взятки и мзду. Хотя от того времени остались лишь стены из красного кирпича, а некогда тесовые крыши заменил современный кровельный материал. Ни магазинов, ни даже ларьков на этом отрезке не наблюдалось. Эта улица без улик походила на сотни других.

Палисадников не было, так что с тротуара, встав на цыпочки, можно было заглянуть в окно, но во двор - только через двухметровый дощатый забор.

Проезжая часть и тротуары с обеих сторон были заасфальтированы, а из голой земли торчали пни тополей, да пробивались стебли майской крапивы.

У забора стоял автобус ПАЗ, несколько легковых машин и грузовик с опущенными бортами, к воротам был прислонен деревянный крест, что невольно наводило на мысль о покойнике.

Да так оно и было, в конце концов.

- Что, в сущности, человек? Та ж обезьяна, которой Бог привил свою хромосому, да дьявол две, - говорил человек в черной шляпе, с толстым носом и усами под ним, обращаясь к группе скорбящих - сотрудников, собутыльников и друзей покойного, очевидцев жизни его.

Человек не выделялся из этой среды ни шляпой, ни щетиной, многие были в подобных шляпах, словно в трауре по товарищу, и не всем удалось побриться с утра. Впрочем, стояла отдельно на параллельном тротуаре другая группа людей, выглядевших более подобающе и прилично.

На проезжей части вертел головой чей-то дед, выбирая, к какой группе приблизиться.

- Долаешься ты, Бухтатый, - сказал на это другой приятель покойного, в точно такой же шляпе, с оспинами на носу, с признаками прискорбия на тусклом лице. - Прознает Бог через клевретов своих. Там как раз сейчас поп кадит.

- А что, поп? Я же не отрицаю Бога в принципе. Я только сказал, что от дьявола пьянство и пороки все, кои преобладают. От Бога - любовь, а где ты ее видал? Лично я своей только в крайних случаях пользуюсь.

- Зато сколько песен на этот сюжет, - сказал третий, столяр, по-видимому, поскольку в нагрудном кармане имел стамеску и складной метр. Его желтые, с пьяной поволокой глаза напоминали преданный и одновременно недоверчивый собачий взгляд. - Крутится-вертится шар голубой...

Певец, он же танцор, пьяно, но плавно крутнулся под собственное исполнение, раскинув руки и правой чуть не сшибив старика, который, опираясь на палку, только что подковылял.

- Неподходящие к ситуации шуточки, - сказал дед вибрирующим тенорком, щурясь от ясного дня.

- Покойный и сам посмеяться любил, - возразил на это столяр. - Бывало, все надо мной подшучивал. Мотня, говорит, Дай Огня. Это еще с тех пор, как я правошланговым при пожарной части служил. Мелочь, конечно, но характеризует усопшего.

- Из таких мелочей и складывается индивидуальность.

- И что на него нашло? - сказал дед. - Ничего не пел, а тут запел альтом. Сроду не пил, а тут запил. Замкнулся в себе, на работу перестал ходить. Пьет и поет. А то плачет.

- Водка убивает стереотип поведения. Особенно если до этого человек непьющий был. А что плачет, так тоже понятно. Новые привычки даются с трудом.

- И стереотип, и организм. Если резко начать пить, то надолго ли тебя хватит?

- Это вопрос культуры и грамотности.

- Что такое всеобщая грамотность при всеохватывающем бескультурье? То же невежество, - сказал Бухтатый и рассеянно оглядел окружающих. Народу все прибывало, к скорбящим присоединялись любопытствующие, были все те же лица, знакомые много лет. Одинаковые, словно покойники, подумал он. Рефлексы почти отсутствуют. Рефлексии вообще нет. Картинка на миг замерла, такое с Бухтатым бывало, когда его застигала задумчивость. Время остановились, движение тоже, только зеленый трамвайчик прополз в обратном уже направлении, да какой-то пес с перекошенной мордой за кошкой мчал.