Томислав Османли - Двадцать первый: Книга фантазмов

С такими мыслями обезумевший Гордан, как уже было сказано в самом начале, ранним июльским вечером, когда только начало смеркаться, вбежал в здание вокзала. В просторном зале ожидания он увидел одного небритого типа в видавшей виды некогда темно-синей фуражке, нахлобученной на затылок, с большой плетеной веревочной сумкой, лежавшей на сиденье рядом с ним.

Едва отдышавшись, Гордан окликнул человека:

— Извините, я не опоздал?

Человек в фуражке железнодорожника не обратил на парня никакого внимания и лишь повернулся к нему боком. Гордан обвел взглядом большой пустой зал. В противоположном углу сидела женщина с книгой в руках, в старенькой, но все еще хорошо сохранившейся соломенной шляпке. На ней было аккуратно выглаженное белое платье в яркий цветочек, сшитое по моде как минимум двадцатилетней давности. Женщина в летнем платье подняла голову, посмотрела на запыхавшегося молодого человека и снова устремила взгляд в книгу со старым неровным обрезом.

— Госпожа, я прошу прощения, а что — поезд…

Женщина спокойно подняла голову и, глядя сквозь очки, коротко ответила:

— Опаздывает.

— Опаздывает? Я спрашиваю о…

— Да все, парень, опаздывают! — вдруг с противоположной стороны отозвался мелкий тип в железнодорожной фуражке.

— Это невозможно… — произнес Гордан.

— Что ты из себя дурака строишь, — неожиданно, словно он только того и ждал, разразился тирадой мужичок: — Ты будто не знаешь, что здесь происходит! Все может быть — может, состав обстреляли, может, бомбу подложили… А может, просто опаздывает, как всегда.

— Меня, знаете, интересует поезд…

— А меня что, по-твоему, интересует? Ты что, думаешь я тут карету на вокзале жду, что ли? — сказал человечек, но потом, смягчившись, приоткрыл свою плетеную сумку, снял сверху тряпку, из-под которой показалось несколько бутылок, и, сменив тон, спросил: — Послушай, парень, не налить ли тебе немного ракийки? Отменная, для себя гнал.

— Спасибо, я не пью, — механически произнес Гордан.

Мужичок оставил сумку в покое и заметил:

— Вот в этом и состоит ваша ошибка. Не пьете, а наркотиками балуетесь…

— Что?

— Лучше быть пьяницей, чем наркоманом, — добавил железнодорожник и счел необходимым объяснить: — Это как поговорка — «лучше биться, чем так мириться». А вообще-то, эта ракия не для угощения. Для продажи.

— А, ну, понятно, — отозвался Гордан растерянно, только чтобы хоть что-то сказать, никак не ожидая от мужичка такой словоохотливости.

Тип в фуражке железнодорожника равнодушно отвернулся и закурил дешевую сигарету, а Гордан направился к лестнице, ведущей на перрон, когда его остановил голос женщины.

— А вы куда едете, молодой человек?

— Ох, — сказал Гордан, — не близко…

— Да уж это наверняка. Если бежать, то бежать далеко! — снова неожиданно раздался за спиной Гордана громкий голос мужчины. — Все вы бежите! Скоро ни одного человека в стране не останется, кто бы мог ее защитить!

Гордан взглянул на него, но оставил эти слова без комментария и обратился к женщине:

— Могу я спросить, а куда направляетесь вы?

Вместо нее ответил нарушитель спокойствия в железнодорожной фуражке.

— К границе. Еду повидаться с сыном. Он — резервист, границу там охраняет. Если продам ракию, отвезу ему деньги. Если нет, отдам ему, пусть поделится с солдатами. А ты-то где собираешься удачу ловить?

Гордан решил и дальше вести себя учтиво, поэтому ответил, обращаясь больше к женщине:

— Еду в… Парамарибо.

— В Марибор? Там у тебя родственники или прихватил словенку какую на отдыхе?

— Не в Марибор…

— Теперь братство и единство укрепляется на базе секса…

— Парамарибо, господин. Парамарибо — так называется это место. Оно не на Балканах…

— И они теперь так говорят… — настаивал на своем мужичок в годах.

Женщина повернулась к железнодорожнику.

— Словенцы теперь нас любят.

— Очень сильно нас любят! Говорят, что их мучает ностальгия. Теперь, когда они одни. А раньше, когда мы были вместе? Тогда они были против всех. Так им и надо!

— Ну, не знаю, я их всегда уважала, — возразила дама в цветастом платье. — Они — цивилизованный народ. Организованный, культурный… Я была в Словении много раз и каждый раз убеждалась в этом снова и снова.

— Хотели самостоятельности?! Пожалуйста, вот вам самостоятельность. Хотели в Европу? Получите и ее! — раздраженно сказал мужичок и добавил: — Да что говорить — обычные конюхи!

— Мы всегда найдем, чем себя утешить, — сказала женщина.

— Если у нас дело не идет, значит, другие виноваты, — заметил Гордан, который больше не мог терпеть грубости железнодорожника.

Майя поселилась в одном старом частном пансионе в центре города, в котором было с десяток тесных продолговатых комнатушек с окном в глубине — рядом с дверью в туалет и напротив входной двери. Посередине комнаты у стены стояла кровать с подушкой, лежавшей ближе к окну. Майя положила ее наоборот — ближе к дверям, потому что подумала, что, когда лежишь, уж лучше смотреть в окно, чем на дверь в туалет. Комната Майи находилась на втором этаже и выходила на небольшую улицу с несколькими посаженными в ряд деревьями, точнее — на ветвистую крону одного из них. В первое же утро девушка проснулась в своей длинной и узкой комнатушке оттого, что по ее лицу весело бегали тени этого дерева. Майя выглянула в окно и увидела, что большую часть неба над кроной с первыми пожелтевшими листьями занимают силуэты двух высоченных зданий Всемирного торгового центра. В голове у нее пронеслась мысль, что пока она здесь, ей не будет видно в окно солнца, и это ее огорчило, но она быстро утешила себя тем, что, находясь в Скопье, она аккумулировала солнца столько, что его хватит на целый год.

В пансионе был телефон-автомат, висевший на стене внизу, прямо у входной двери. Майя во второй раз бросила монетку в аппарат и набрала номер в Скопье.

— Алло! — услышала она издалека женский голос.

— Здравствуйте, тетя Станка, — проговорила Майя немного смущенно. — Извините, могу я поговорить с Горданом?

— Майя, это ты? Как ты, девочка? — услышала она голос матери Гордана и едва его узнала, он в первый раз был таким ласковым.

— Я звоню из Америки. У меня все хорошо. Дома ли Гордан? Позовите, пожалуйста. Я звоню с таксофона… У меня больше нет мелких монет.

— Гордан только что ууу… — Майя не расслышала последние слова из-за плохой связи.

— Уехал?!

— Да, милая. И он уехал. Сейчас уже, верно, в поезде на Вену…

— Скажите ему, чтобы позвонил мне, как только доберется до места… — прокричала Майя в трубку.

— Он сказал, что… — только и успела услышать Майя, как связь оборвалась.

В трубке раздались прерывистые гудки.