Анатолий Гуницкий - Рассказы о Сашке

А леди Сильвию Володя встретил в лифте. Изящная женщина, полуодетая. Да, конечно, Сашка многого не понимал, и многое делал неправильно, однако вкус у него, конечно, был. Только вот как же леди Сильвия не мёрзнет в таком одеянии? Сейчас ведь не жарко, осень. Или зима сейчас? Или лето? Или весна?

Володя запутался в карте времён года. Но он понимал, что в такой лёгкой одежде в любое время года можно простудиться по полной самой схеме. В общем, удивился, но вида не подал.

– Нет, я совсем не боюсь простудиться, – приветливо улыбаясь, сказала леди Сильвия. – Мне никогда не бывает холодно.

Володя внутренне удивился. Вида ни в коем случае не подал. Всякое ведь бывает. Лифт остановился, что-то загудело, заскрипело и затрещало. Володя вновь внутренне удивился. И опять не подал вида. Потом, содрогнувшись немножечко несколько раз, лифт снова поехал, правда не вниз – как, собственно, и нужно было Володе, а вверх. Володя снова внутренне удивился.

– Вы не беспокойтесь, – продолжала улыбаться изящная и полуодетая леди Сильвия.– Лифт в итоге поедет туда, куда вам нужно.

В самом деле, лифт снова остановился, опять раздались скрип и треск, потом их вновь сменило лёгкое содрогание и началось движение вниз, в изначально заданном Володей направлении. Володя ещё раз удивился внутренне. Снова вида не подал. Он хотел спросить у леди Сильвии о чём-то, и тут же понял, что не знает о чём говорить. Или знает, но не может. Или даже может, но всё-таки не знает. К тому же у него всё равно ничего не получалось, вместо слов выдавливались разные нелепые междометия.

Сильвия, леди Сильвия улыбалась. Володя, старший брат Сашки, который умер совсем молодым, вдруг осознал, что увидев изящную полуодетую леди Сильвию в лифте, он сразу понял, что её зовут леди Сильвия. Да, конечно, слышать-то он про неё слышал что-то от Сашки, но вот видел впервые. Володя по новой сильно удивился внутренне. Опять-таки вида ни капельки не подал.

– Вы хотели говорить о чём-то, – леди Сильвия смотрела прямо ему в глаза, но в тоже время и сквозь него. – Но вы не знаете, о чём говорить. Это очень часто бывает, даже и в Бейстегуи.

– Бейстегуи? Где это?

– Бейстегуи – это чудесный город в Стране Грёз.

– Страна Грёз? Что ещё за Страна Грёз такая? Где она находится, эта страна?

Но Сильвии, изящной, полуодетой леди Сильвии, уже не было в лифте. Володя автоматически не подал вида, хотя и удивлён был немало.

Кабина минут через одиннадцать, примерно, доехала до первого этажа. Володя ехал, удивлённый, упорно не подающий вида, и вертелся на месте, пытаясь понять, куда же подевалась эта странная, ни на кого не похожая женщина. Которую прежде он никогда не видел. Которая, тем не менее, всё вроде бы знала и про него, и про Сашку, который умер совсем молодым.

Где же она, Страна Грёз?

Как туда можно попасть?

Большая ли это страна?

Как найти в ней город Бейстегуи?

Володе никто ничего не ответил, ведь леди Сильвия исчезла. Он вышел из лифта. На улице, возле входа в его подъезд, догорала чья-то машина. «Волга» или «Рено»? Не понял. Не разобрался. Не удивился. Поэтому и вида не подал. Да и снова некому было подавать вид. Володя пошёл по радикально сужающемуся бульвару и постоянно, ничуть не поддавая при этом вида, оглядывался.

Никого. Нигде. Никто.

Володя, старший брат Сашки, который умер совсем молодым, часто вспоминал о том, как в прошлом году Сашка со всеми перессорился. Сашка сам Володе об этом рассказывал. Володя ему не верил. Сашка, однако, каким-то образом почувствовал Володино недоверие и потом поссорился и с Володей. Ссора братьев продолжалась около четырёх месяцев. Нельзя сказать, что они во время размолвки совсем не разговаривали. Нет, они разговаривали – и пурпурное пиво пили вместе, и синее вино, и сухую перцовку, и чёрную водку, и даже коньяк – красный, азербайджанский, семидесятипятизвёздочный – как-то перед завтраком «по чуть-чуть» отведали. Ходили зачем-то в кино. На концерт внежанровый однажды вместе пошли. Только всё равно их отношения были далеки от нормы.

Уже потом, гораздо позже, Володя часто вспоминал про эту ссору. Ему казалось, что её могло бы и не быть. Иногда Володя пытался вспомнить, с кем же тогда Сашка ещё поссорился. До того, как поссорился с ним. Нет, не мог вспомнить. Да, Сашка ему сам рассказывал, что перессорился со всеми, но с кем конкретно, он так и не сказал.

Может быть, не со всеми?

Может быть, ему только казалось, что со всеми?

Только выяснить теперь точно: со всеми ли тогда Сашка перессорился или не со всеми, уже невозможно. По ряду причин. Володя даже спрашивал об этом у общих с Сашкой знакомых, однако толком ему, увы, никто ничего не сказал. Тогда Володя пришёл к выводу, что странным, очень странным, человеком был его младший брат Сашка. Который умер совсем молодым.

Сашка, который умер совсем молодым, и Володя, его старший брат, летали иногда на ковре-самолёте. Нечасто. Но летали. Хозяином и единоличным владельцем самолётного коврика был Роман Майсурадзе – личность отчасти экзотическая, в меру темпераментная и как бы гостеприимная; никто, впрочем, никогда не был ещё у него в гостях, да и сам он не имел абстрактной гуманистической привычки кого-нибудь приглашать к себе в гости. Тем не менее, в кругах неких узких до сих пор бытует мнение, что Сашка, который умер совсем молодым, был не прочь зайти к Роману в гости, причём без приглашения, и побаловаться его же, романовским и майсурадзевским, сухим вином. Тогда как Володя, старший его брат, вваливаясь к тому же Р. Майсурадзе, по мнению всё тех же узких кругов, предпочитал употреблять более крепкие, и тоже не с собой принесённые, напитки. Однако вовсе не о том песня поётся…

В контексте разнообразнейших легенд, в натурально дионисийском изобилии бурливших вокруг Романа, – кстати, рост его едва ли превышал один метр сорок шесть или сорок восемь сантиметров, было как дважды два известно, что самолётный ковёр достался ему в наследство от независимого деда. Но был ли на самом деле Автандил Майсурадзе, Ромкин дед, таким ли уж априори независимым?

Похоже, что да.

Ведь он, Автандил Майсурадзе, в меру безбедно жил, да и по день сей живёт на склоне багряного холма, заколдованного кем-то из пришлых людей в ещё середине прошлого века. Заколдованный холм находится не в каких-нибудь заповедных и беспредельных горных лабиринтах, а в местах гораздо более доступных, приблизительно в ста двадцати трёх километрах к северу от Поти. Седоусый Автандил ничуть не уступает своему внуку в накале темперамента – это во-первых, а во-вторых, он, доподлинно, в самом деле как был, так и теперь остаётся супернезависимым. Потому что от него ничего уже не зависит. Осведомлённые узкие круги считают, что так было всегда.