Анатолий Гуницкий - Стихотворения

«Я покоряю города
Истошным воплем идиота.
Мне нравится моя работа,
Гори, гори, моя звезда!»

Внезапная встреча
Подобна падению метеорита
На крышу машины
По имени скорая помощь,
В которой приземистый врач
Забинтованной левой рукой
Наносит ответный удар
Недугу в желтом трико. Впрочем,
Не следует думать, что медики знают
Причину болезни. Тем более, что и больные,
Грызущие гематоген, глядят равнодушно
На бедра дежурных сестер. Рано утром,
Как только закончит свой завтрак
Сибирский павлин,
Даже поклонники реггей
Не верят паломникам ветра,
А четвертая слева стена
Опять наклоняется вниз. И, беспечно смеясь,
Не пускает свалиться под гору
Любовную пару. Не хочет, наверно, она
Слушать их страстные вопли, напоминающие
О призрачном солнце Прибалтики,
Одетом в японский пиджак.

Мимо Тургенева
Мимо Толстого
И мимо других отчужденных великих
Летит деревянный корабль

У него так давно
Лет пятнадцать, а может и дольше
Нет ни мачты
Ни зеркала пирамидального

А он
Все равно продолжает лететь
В сторону Старого берега

Где согнувшись, смеясь и хромая
Танцуют стада
Кривозубых локальных акул

So long, Катарина, so long

Леди училась у гуру
А он ее не учил
Он смотрел сквозь ее фигуру
И стрелял из ружья. Как Билл.
Который в Чикаго свалил

Леди любила гуру
Но он ее не любил
Он кормил ее мертвой курой
И зачем-то Биллу звонил.
Тому, что в Чикаго свалил

Кто ты, Леди?
Где ты, Гуру?
Где ты, Билл?

В профиль Билл был похож на медведя
В шесть утра Беломор курил
Гуру бодро дремал на пледе
И в Чикаго порою звонил.
Там друган его жил. То бишь, Билл.

Леди вышла замуж за гуру
А у Билла – не было сил
Он цеплялся за ветку сакуры
Но его убил гамадрил
Билл совсем на Чикаго забил.

Кто ты, Леди?
Где ты, Гуру?
Где ты, Билл?

Еще даже не шесть –
Всего четверть шестого;
Дождь прошел, город спит,
Птицы свили гнездо у окна.

Они рано поют.
Я их слышу, пока не проснулась
В моем доме – судьба.
Окно закрывая собой.

Будет пусто и скучно.
Реальность. Ужасное слово.
Я лежу, мне не встать,
Если б мог я все время лежать:

Дождь прошел, жизнь идет, город спит.

Но все тише, и тише, и тише
Поют птицы – соседи мои. За окном

Одинокие, слабые трели
Гаснут. В утреннем небе сверкая:
Зато громче песня машин.

Постепенно меняется музыка:
День – дирижер берет эстафету у утра,
Как в рапиде – медленны, плавны движенья его,

Без пятнадцати шесть.

Птицы вскрикнули.
Кода.
Тяжелый аккорд. Грузовик
Начинает прелюдию дня.

Что-то происходило. Катилось, бежало, крутилось
Начиналось – и тут же заканчивалось
Углублялось в трескучие ямы
Трехслойного и кривоглазого времени
Играющего в кастаньеты души

Загибаясь – при этом – с другого конца
Опускаясь с вершины низин
Поднимаясь в низины вершин
Рассыпаясь раздробленным центром
Смыкаясь над мягким огнем

Щеголяя дырявым плащом
Напоминавшим о влажном (и желтом) цветке
Разорванного Шантеклера
Который нашел я однажды
В темном углу октября.

Восемь пятнадцать. Ветер решительно сбросил свое покрывало
Сшитое из позолоченной ткани вчерашнего дня,
Из Гогенцолерна ватник, поджаренный серым злодеем,
Ростом четырнадцать метров, а может, даже и ниже.

Ну а потом он широким, беспечным, безбашенным жестом
Скинул ботинки, похожие на молодой озорной самокат,
Шарф металлический, свитер, отлитый из шелковых гаек древесных
И пиджачишко бумажный, который украл в казино.

Было не жарко. Река утопала в зеленых добротных снежинках,
Лед превращался в кору забубенной и непроходимой ольхи,
Голуби тихо читали старинную книгу безумных ирландцев
И потихоньку клевали зернистый асфальт площадей

Ветер смеялся и пел. Нет, улетать втихомолку ему не хотелось
В сторону от межпланетных великих торговых путей.
Там, на сгоревшей горе, он не сможет увидеть другую изнанку плотины,
Построенной утром хмельным инженером из Турку

Что же делать? Куда разворачивать лодку? С кем дирижировать сном?
Эти вопросы он вновь задавал псалмопевцу в седой безрукавке,
Упавшему вверх головой посреди необъятной приморской долины,
Наполненной ватой, гвоздями и множеством прочих вещей.

Что-то случится сегодня
В половине второго, в ночи
Загудят кривоногие сваи
Заскрипит твердолапый бетон
Затрепещет корявая лодка предместья
В котором никто и не жил никогда

А чуть позже, ближе к утренней случке
Красноглазого голубя солнца
И призрачной тени Луны
Закутанной в пестрые ткани
И висящей над бесконечным
Простором сонного города

Приговоренного к долгим секундам
Угрюмого солнцестояния
К закутанному шверботу
Плывущему к берегу соли
Рассыпанной сумрачным Герием
Назло сладострастным врагам

Которые напрочь не знают
Что сегодня, в семь двадцать пять
Ни черта опять не случится
А в зеленой лодке предместья
Распластанного под облаками
Закудахтает пьяный петух

Перепутавший вечер с восходом
Потерявший пропуск в долину
Где живет уроженка Парижа
Шаловливо поющая мантры
Сочиненные богом любви
В половине второго утра

Когда он, опрометчиво юный
Покорил своей каменной лапой
Восемнадцать туристок фламандских
Приехавших позавчера
В район седых новостроек
Торговать абрикосовым мылом