Анатолий Гуницкий - Стихотворения

Возможно, это было вчера

Ты глядел мимолетно на хмурое зеркало времени
Не пытаясь увидеть его в мимолетном дыму настроений
Переполнявших безликую мантру зимы
Уносившей тебя в одурительный хаос рождений

Но на этой дороге, изломанной старым фонтаном
Настоятельно рвущимся к суетной дымке любви
Отраженной в пустом лабиринте галлюцинаций,
Источающих трепетный голос второго восхода

Никому еще не было не суждено
Победить или забыть навсегда
Сбросив кожу значений
Утерянную поневоле
В злосчастной пыли катакомб.

Это, впрочем, неважно
Это, похоже, всего лишь попытка
Воплотившейся в нечто мечты
Быть такой, как казалось ее прорицателю
Убежденному силой судьбы
В справедливости камерных истин

Что же будет потом?
Что случится в ползущем на берег гуаноподобном реликте?
Кто поможет ему одолеть тягучую бурю надежды?

Порожденной в неправедном браке мадонны и
Радикально жестокого грека
Которого звали как будто бы:
Стоп! Нон-стоп, монсеньор Федерейдо!

Возможно, это было вчера

Об этом не знает никто в старом доме
И даже седой каскадер,
Проверенный дилер из Фриско,
Матерый ценитель тротила,
Прожженный как тысяча линз

Отражающих сонное небо
И вязкую пыль под ногами
На дороге в таинственный грот
Где брачуются нимфы и крысы

Даже он, любовник гремучей змеи
Изменившей ему только с волком
Бессилен сказать что-нибудь
По поводу первопричины

По поводу свинга интриги
Взорвавшейся вновь в третьем акте
И лишившей покоя его
Знатока и пройдоху
Разбившего тысячу ламп на подстилке дорог
Убежденного и тысячекратно непримиримого
Хранителя тайн забытых
И давно никому уж ненужных

Да, даже он молчаливо ушел в тишину

Уподобившись этим неброским поступком
Стыдливой и трепетной деве
Незнакомой практически с книгою плотских утех
И, однако, сумевшей с утра, в минувшую пятницу
Напоить молоком
А потом истязать своим ласковым лоном
Пятерых офицеров, десяток солдат
И седого полковника Трини,
Который запутавшись в спелой соломе
Ее неумелых, но жадных объятий
Успел снять только один сапог.

Возможно, это было вчера

Но теперь, в горячей тусовке дня,
Между Сциллой Харибды и остросигнальным припевом,
Заученным не навсегда
И забытым опять накануне рассвета

Кто-то скачет на сером баране проклятия
Мимо домов, никем не построенных
Мимо истин
И
Мимо брандмауэра одиноких голов

Туда
Вперед!
В сторону сладкой пыли
И полусырого отвара из меда

И ему уж никто возразить не посмеет

Да, никто, не единый из жителей хмурой Молдовы
И безвольных туземцев Ирландии,
Привлеченных запахом моря
Наполненного баобабами и тополями

И еще какой-то вчерашней игрой,
Заброшенной сонным пастырем меди
В болото нездешней провинции
Где порою звенит мелодично
Колокольчик сгоревших надежд

Пусть звенит.
Пусть дымится на карте
Забытой еще легендарным потомком Маклая
В пучине седого вулкана
В долине семи ветерков

А вулкану, увы, все никак и никак не проснуться Не несут ему завтрак служанки-воровки
Не греет лед парикмахер с червями в ушах
А прощелыга шофер с корявым лицом
Куда-то в туман уехал с валютой,
Предназначенной для приобретения
Восемнадцати ящиков филадельфийского хлеба

Возможно
Это также было вчера.

Джулия приближалась к пределу.
Под балконом вдруг привиделось что-то
Непохожее на лабиринты любви
По которым ей раньше бродить доводилось

Восемнадцать ноль-ноль – послезавтра,
В три минуты седьмого – сегодня,
Или восьмого числа високосного года:

Неожиданно вскрикнул хорек за углом!

Джулия приоткрыла окно. Почему-то
Ей, пожалуй, совсем уже не хотелось
Слушать баллады и серенады.
Да и голос звериный ей не понравился

Он напомнил о темной трехногой кибитке
Разрушенной вечером позавчера
Надменным и наглым хранителем кармы
Приехавшим поездом из Касабланки

Что же делать? – подумала гибкая Джулия
Неужели вновь скитаться безрадостно
Мне придется в коридорах судьбы
В поисках пыли, песка и золы?

Или дрожащих корней лакриона?
Или оборванных листьев сосны?
Помятой сонным дыханием юга
Где в доме без крыши живут троглодиты

С чужими глазами. Они ведь не знают,
Что там, за безраздельным пределом,
Мне уже не случится нырнуть в лабиринты
В которых так я любила тонуть.

Январская голова полна беспечных забот
Немножко мешает снег, но в целом все катит нормально
Вокруг – танцует безногий посол Бранденбургских ворот:
Иллюзия, море, мечта. Не стоит смотреть печально

На призраков розовый хор. Они разучились петь
Хотя – как учит талмуд – и вовсе петь не умели
А только сражались на шпагах, утратив совесть и честь
Забыв их, вернее, в подкладке свердловской шинели

Что будет – не знаю. Совсем не пытаюсь узнать
Пусть пляшут послы, пусть скрежещут чугунные шпаги
В долине Гийома поют а капелла с диваном кровать
Струятся по ножкам и бедрам потоки живительной влаги

Наверное, скоро они опять потекут в океан
Навстречу бесстыжей весне, восходам и водопадам
Но кто-то, неведомый мне, швырнет их в четвертый карман
И будет нырять в интернет с бессмысленным взглядом.

И кончится вечность. Не будем о ней жалеть.

В этот миг, когда белые крысы
Побегут по морям
Бессознательно темной Вселенной,
И подлунные шторы
Оборвет полусумрачный ветер,
В тишине городов
Возрожденных и дряхлых,
Возникают фигуры,
Непохожие на инь и янь.