Сергей Носов - Хозяйка истории [В новой редакции М. Подпругина с приложением его доподлинных писем]

Ладно спи, дорогой. А я пободрствую и тоже лягу. Зря кофе пила.

Тысяча и одна ночь — пускай не каждая — но сказок Шехерезады!

28 мая

Мне не рекомендовано думать об ЭТОМ. О том, как происходит.

Объяснили: рефлексия разрушительна. А вдруг «исключительный дар» возьмет и — исчезнет?..

Или они боятся, что, разгадав механизм ЭТОГО, я выдам тайну врагам?

Боже, но разве можно в ЭТОМ хоть что-то понять?

И какое мне дело…

………………………………………………………….

А дневник? О дневнике — ни-ни.

30 мая

Хорошо бы устроить ремонт. Переклеить обои в мужниной комнате. Побелить потолок на кухне. Рамы покрасить.

Весь день скучала.

Читала какой-то глупейший детектив, уже позабыла чей. А сходить посмотреть в другую комнату — лень.

Володька обещал к семи.

Он у нас теперь аналитик [9] Успех январской миссии кандидата в члены политбюро ЦК КПСС Ш. Р. Рашидова в Республике Чили обусловил активное привлечение В. Ю. Волкова к анализу получаемой им через жену информации. До этого работа В. Ю. Волкова приравнивалась к оперативной. .

1 июня

Подписала еще кое-что, сильно регламентирующее мою жизнь. Кроме понятной подписки не разглашать секреты (много ли я их знаю?), взяла на себя обязательства не вступать в контакт с иностранцами (в моем случае «контакт» звучит, пожалуй, слишком пикантно). И даже не посещать международных выставок — без мужа (или провожатого) [10] Не совсем точно. Запрет на посещение иностранных выставок не находился в зависимости от присутствия мужа или, тем более, провожатого. Речь идет о простой мере предосторожности, распространявшейся в те годы на лиц, как правило, работавших в режимных учреждениях и соответственно имевших доступ к государственным тайнам. Впрочем, насколько известно автору примечаний, Е. В. Ковалева никогда не интересовалась иностранными выставками. . Притом что я и так не выхожу из дома!..

Смешнее всего, что дала подписку сохранять верность супругу. Это мое персональное обязательство.

Таких, наверное, еще никто не давал.

По всему видно, ему доверяют на все 100 [11] К сожалению, это не так. Стиль работы В. Ю. Волкова не всегда удовлетворял Руководство Программы. Дальнейшее подтвердило небеспочвенность опасений. .

— А если я тебе изменю, Володя, меня посадят в тюрьму?

— А как же, родная. Только я тут ни при чем. Они сами придумали [12] Местоимение «они» никого не должно вводить в заблуждение. По сути, приводимый разговор — всего лишь образчик семейного юмора. .

3 июня

На дачу приехали после обеда. Когда свернули с шоссе, я только тогда и обнаружила, кто едет за нами. Володя сидел за рулем, я сказала: «Смотри…» — он улыбнулся: «А ты как думала».

Сопровождали нас только до первого поста, там они остановились, и далее, через бор, мы добирались одни, без охраны; причем милиционер у шлагбаума отдал честь Володе (а может быть, даже мне — я рядом сидела…); и документов никто не спрашивал.

Е. Е. вышел сам на дорогу — встречать; открывал ворота; я почему-то ждала, что будет он при лампасах, ничего подобного — обычный тренировочный костюм, наш, не импортный, трикотажный, и штанины засучены до колен — такой дедушка-садовод. Меня он расцеловал, похвалил прическу, тут же по явился пудель по имени Риф, темно-рыжий, лизучий и, конечно, похожий на — но не хозяина, а хозяйку; та со своей стороны на генеральшу совсем не похожа — маленькая, вертлявая, лохматая. Представилась просто: Лариса.

Сразу же повели нас в усадьбу — обедать. Усадьба большая, солидная. Ели окрошку на веранде, за столом сидели еще некоторые, Володя шутил, хохмил, анекдоты рассказывал. Е. Е. же рассказывал про огурцы со своего огорода, обещал нам показать, как растут. Угощал «Посольской», я не пила. Еще о живописи говорили, хвалили Илью Глазунова за смелость, он первый, кто решился проиллюстрировать «Яму» Куприна. Лариса меня тихо спросила: «Вам нравится „Яма“?» — Я сказала: «Не очень».

Почему мне должна нравиться «Яма»?

После обеда Володя всем объявил, что не успокоится, пока не поймает четырех карасей, и пошел с удочкой на пруд. А меня Лариса повела смотреть достопримечательности. Пруд, беседка, оранжерея, грядки, на которых Е. Е. выращивает кабачки и огурцы хваленые, розарий… Розы разных сортов. А еще какие-то невероятно редкие тюльпаны — по одному — один фиолетовый тюльпан, другой черный. «Вы смотрели „Черный тюльпан“?» — «Два раза, с Аленом Делоном». — «С Жераром Филиппом». — По-моему, с Аленом Делоном [13] С Жераром Филиппом. , но я не стала спорить. «Вот это дерево туя, — показала на нечто пирамидальное. — А это муж мой утверждает, что кедр, а на самом деле стелющаяся сосна, выше, чем по плечо не вырастает, вширь растет, — и добавила: — Дикобраз». Иголки действительно длинные, длиннее пальцев. Мы подошли к маленькой, довольно симпатичной елочке. «Голубая, — похвасталась генеральша, — таких больше нигде нет, только на Красной площади, у Мавзолея». Оказывается, возраст такой елочки определяется по числу ответвлений; на каждой ветке от ствола было по четыре, я сказала: «Молоденькая». — А генеральша спросила, догадываюсь ли я откуда. Я не догадывалась. «Вот оттуда как раз, с Красной площади, муж сорвал шишку у Мавзолея четыре года назад и семечко посадил. Только не говорите никому», — она засмеялась доверительно, как бы и меня приглашая быть откровенной. Я так поняла.

Зашли в оранжерею. Там росли среди овощей вполне заурядных еще и гвоздики, особенно много белых. «Ну-ка, как называется, должны знать… вот эта…» — Показывала на белую с красным одним лепестком: «Редкость!» — Я честно призналась: «Не знаю, а как?» — «Грешница». — «Почему грешница?» — «А догадайтесь». Глупо, но я покраснела. Наверное, потому, что подошел Е. Е. Определенно, я дура.

Володя к этому времени поймал карасика, но генерал предложил другое: отправиться им вдвоем на Дальнее озеро — в ночь — за раками. Меня спросил:

— Отпускаешь?

Мне-то что. Пусть едет.

Я понимала, им надо поговорить, и чтобы никто не мешал.

Вообще-то здесь много народу — не то родственники, не то подчиненные. Меня знакомили, но я, по своему обыкновению, забывала имена. К вечеру большинство подевалось куда-то — уехали, что ли.

Одного Е. Е. послал при мне за шишками, за сосновыми — к самовару (сразу за домом сосновый бор).

Пили чай с вареньем. Гуляли. Лариса рассказывала мне, каким был Е. Е. молодцом — лет восемь назад. Хвалила Володю.

Генерал увез его, когда стемнело. Сам сел за руль. Володе выдали сапоги — ботфорты, взяли бредень с собой.

Около десяти завел со мной разговор некто А. Б. [14] Александр Борисович Шимский (1924–1988). , человек лет сорока пяти с морщинистым лицом и чересчур тонкими губами, настолько не по-мужски тонкими, что их как бы и не было. Он мне сразу не понравился. Врач. Будет меня курировать, именно так и сказал: «курировать». Психолог он или гинеколог, я так и не поняла; просил быть с ним до предела открытой, ничего не стесняться. «Тогда у вас не будет проблем никогда». — «У меня и нет». — «У всех есть, а у вас не будет». — Он задал несколько вопросов, до крайности неуместных. В конце концов, мы на лоне природы, это же не кабинет. «Ничего, ничего, потом легче пойдет». Дал книжицу почитать: «Пока мужа нет». (Пошутил, видите ли.) Идиот. Я поднялась наверх.