Валерий Волошин - После приказа

Куцевалов сразу светлел. На него такая картина действовала, как бальзам на душу: в автороте обстановка нормализуется, считал он, моральный дух солдат высокий. И он не ошибался. Ильин сходился с ним в этом мнении, хотя уловку Бокова, что парень старается в их присутствии больше на показуху, раскусил. Полковник использовал передышки для многочисленных бесед с солдатами вроде бы о вещах обыденных. Беседы заводил непринужденно и вел их задушевно. Потом он что-то записывал в свой пухлый блокнот. Не упускал Ильин случая переговорить с Мацаем и Коновалом, к которым особо приглядывался. Иногда его видели с киркой или лопатой в той или иной группе работающих. С присутствием полковника все свыклись и считали его своим человеком.

С корреспондентом отношения складывались более официально. Того в основном интересовали, как он сам выражался, благородные поступки. Разговор с солдатами он начинал всегда с одних и тех же вопросов: «Кто отличился?.. Кто девчушку откопал?.. А кто еще стал донором?..» Солдаты не любили об этом распространяться, чувствовали себя от таких вопросов неловко. Но находились и среди них желающие похвастать своими делами. Мацай с Коновалом, к примеру, делились с ним всеми перипетиями своих рейсов без всякой застенчивости. Несколько раз корреспондент уезжал в районный центр. Сегодня вернулся с газетами, от которых все ахнули: на второй полосе рассказывалось о них, покоряющих сели и обвалы. Правда, репортаж в основном посвящался механикам-водителям плавающих бронетранспортеров, их мастерству. Но все равно приятно было читать и им, водителям автороты, о своих однополчанах. Тем более, что заканчивалась публикация тем, как Женька Боков на перекуре в кругу друзей читал стихи:

Ребята зауважали корреспондента. А Женька аккуратно вырвал материал из газеты и сунул в карман, пояснив, краснея:

— Надо будет предку своему отправить. А то вдруг он где-нибудь в командировке, пропустит ненароком…

И еще произошло событие, на первый взгляд, совершенно незначительное, но давшее повод для кривотолков. Перед рассветом забывшиеся в коротком сне водители, которые лежали одетыми вповалку на дощатом настиле остывающей палатки, были разбужены не зычной, как обычно, командой прапорщика Березняка, а воплем Коновала, ворвавшегося в нее с улицы и лязгающего зубами.

— Ты чаго?! — спросил у него Турчин, не понимая спросонья, в чем дело.

— Ша-ака-ал или кабан, — испуганно пробормотал Коновал. — По малой нужде я вышел, а там…

Ребята недовольно задвигались, зашумели. Сержант Мусатов зажег спичку и поднес ее к часам на руке:

— Еще полчаса верных можно кемарить. Ложись! — приказал он Коновалу…

Но Турчин не поленился, встал и вышел глянуть, что напугало ефрейтора. На востоке тянулась серая полоска, в свете которой отчетливо проглядывали кривые пирамиды белесых вершин. Рядом с палаткой тлел ярко-оранжевый огонек. Петр подошел к нему — курил Мацай.

— Эй?

— Что?

— Ты, что ль, напугал Коновала, аж вин маманю свою вспомнил?

— Нет. Показалося ему, во-он тот камень за образину принял, — кивнул в сторону черного валуна Мацай.

— Ну-ну… А чаго не спишь? — спросил Турчин.

— А ты спрашиваешь? — сплюнул окурок Мацай и зло выругался.

— Кроме себя некого тебе винить. И не дури, глядишь, поймут, робя…

Поутру слух о ложном испуге Коновала, который вызвал лишь шутки да прибаутки водителей, еще не отправившихся в трудный рейс, каким-то образом дошел до полковника Ильина. Узнал он и о том, что Коновал выходил из палатки вместе с Мацаем. Игнат Иванович не на шутку встревожился, подозвал к себе старшего лейтенанта Ломакина и прапорщика Березняка. О чем они поначалу совещались, солдаты не поняли, но когда разговор перешел на высокие ноты, ветер донес до них кое-какие обрывки фраз:

— Нельзя их вместе… Все равно, что кошка с собакой, — говорил Ильин.

— Товарищ полковник, не могу я самовольно… оставить… — робко отнекивался Ломакин.

— Под мою ответственность… Задержите! — настаивал полковник.

Вскоре Ильин ушел на поиски командира полка и его заместителя по политчасти. Те находились на плотине, где солдаты устанавливали опоры для высоковольтной линии. Вот тут-то водители и начали шептаться: колонна была готова тронуться в путь, а Ломакин тянул почему-то резину, не давал команду, нетерпеливо прохаживаясь возле машин и нервно поглядывая на часы. Неожиданно примчался «уазик», разбрызгивая грязь, остановился. Из него выпрыгнул подполковник Спиваков, который с ходу выговорил Ломакину:

— Почему спите, не отправляете транспорт?! Я вас, товарищ старший лейтенант, предостерегаю…

— Мне полковник Ильин приказал, — стал оправдываться Ломакин.

— Что-о?! Немедленно марш!.. — возмутился Спиваков.

Так солдаты и не узнали, в чем была причина задержки колонны, отчего забеспокоился Ильин. Предполагали, что причиной явились опять-таки Мацай с Коновалом, которые якобы что-то откололи ночью. А может, и не они? А может, вообще никто никаких номеров не откалывал?.. Вскоре водители и думать об этом забыли, поглощенные длинным и каверзным спуском в глубину ущелья, к реке. Не услышали они и как полковник Ильин, подбежав к командиру полка, лишь только последняя машина скрылась за поворотом, горячо доказывал Спивакову, что надо догнать колонну, высадить Коновала или Мацая и оставить кого-то здесь. Словом, развести их, чтобы не находились они вместе.

— Не пойму я вас, товарищ полковник, то вы мне рекомендуете отправить Коновала и Мацая совсем, чуть ли не под конвоем. А теперь предостерегаете… Да что — На них свет клином сошелся? — с долей раздражения спросил Спиваков. — Объясните, что, собственно говоря, произошло?

— То, что они уже выясняют отношения между собой… — Ильин рассказал Спивакову об испуге Коновала.

— Но это только ваши предположения! — не сдавался Спиваков. — Почему не могло Коновалу в самом деле померещиться в темноте черт знает что? Зачем категорично утверждать, что его напугал Мацай и между ними произошла стычка?

— Потому что все это время я наблюдал за ними. И знаю: спорят они, обсуждают, кто больше повинен в том, что оказались оба в опале, которая неизвестно чем для них кончится. Ведь дело с Ртищевым не закрыто, надо полагать. А теперь, видно, их разногласия далеко зашли.

— Допускаю, могут они что-то доказывать друг другу, спорить. Ибо, сам вижу, переживают, стараются… Меня и Куцевалов об этом информировал. Но не повод же это для того, чтобы мчаться сейчас за колонной и панику наводить, — не менее пылко отстаивал свою точку зрения Спиваков. — Там есть офицер, прапорщик…