Элиф Шафак - Три дочери Евы

Горничная подала ей суп, с которым все прочие гости уже расправились, – овощной суп-пюре с козьим сыром. Кто-то, не спрашивая, наполнил ее бокал вином. Красное, из знаменитого региона долины Напа. Прежде чем поднести бокал к губам, она мысленно пожелала покоя душе своего отца.

Оглядывая комнату, она неторопливо принялась за еду. Итальянская мебель, английские канделябры, французские портьеры, персидские ковры и множество диванных подушек с османскими орнаментами. Иными словами, дом, несмотря на свою бьющую в глаза роскошь, был выдержан в том же полувосточном-полуевропейском стиле, что и большинство стамбульских домов. На стенах висели полотна художников, уроженцев Ближнего Востока, известных и еще только входивших в моду. Пери догадывалась, что некоторые картины куплены хозяином за бесценок, а за другие он заплатил втридорога – турецкий художественный рынок, как и политика, был до крайности нестабилен.

В прошлом Пери не раз доводилось бывать на званых обедах, где консервативные мусульмане дружески общались с либеральными выпивохами, не находя в этом большого греха. Когда провозглашались тосты, они вежливо поднимали свои бокалы с водой. В этой части мира религиозные убеждения принимали самые причудливые формы. Например, считалось отнюдь не зазорным употреблять алкоголь весь год и раскаиваться в этом в ночь аль-Кадр, когда человеку прощаются все грехи, если он о них искренне сожалеет. Немало было и таких, кто постился во время Рамадана, надеясь не только оживить религиозное чувство, но и сбросить вес. Высокие духовные порывы соседствовали с самыми мирскими и будничными желаниями. В этой разнородной культуре даже самые ярые рационалисты не отрицали существования джиннов и держали под рукой оберег из голубого стекла – общепризнанное средство от дурного глаза. В то же время самые правоверные мусульмане на Новый год с удовольствием смотрели телевизионные шоу, хлопая в такт движениям девушек, исполнявших танец живота. Вот такая причудливая мозаика. Так называемые современные мусульмане, muslimus modernus.

Впрочем, в последние несколько лет ситуация резко изменилась. Разнообразие оттенков исчезло, ему на смену пришло противостояние черного и белого. Браков, в которых супруги, подобно родителям Пери, придерживались разных взглядов на религию, становилось все меньше. Некая невидимая черта словно разделила общество на два лагеря. Стамбул превратился в скопление сообществ, живущих обособленно друг от друга. Люди теперь относили себя к стану «убежденных мусульман» или «убежденных атеистов». Те, кто хотел усидеть между двумя стульями, с одинаковым пылом пытаясь сговориться и с Всевышним, и с бегом времени, либо исчезли совсем, либо затаились.

Нынешняя вечеринка была не совсем обычной, так как собрала представителей разных лагерей. Пожалуй, это сборище можно назвать «Тайная вечеря турецкой буржуазии», пронеслось в голове у Пери. Она пересчитала сидевших за столом. Вместе с ней их оказалось тринадцать.

– Она даже не слушает, – донесся до нее голос владелицы рекламного агентства.

Осознав, что разговор идет о ней, Пери виновато улыбнулась:

– Простите?

– Ваша дочь рассказала мне, что вы учились в Оксфорде.

Пери подавила тяжкий вздох. Она поискала глазами Дениз, но та обедала со своими друзьями в соседней комнате.

– Вот как, моя дорогая? Какая же вы скрытная! – вступила в разговор хозяйка дома. – Почему вы никогда не рассказывали об этом?

– Наверное, потому, что университет я так и не окончила… – пробормотала Пери.

– Да какая разница! – усмехнулся журналист. – Все равно, можно пускать пыль в глаза…

– Мой брат только этим и занимается! – заявила владелица агентства. – Знакомясь с людьми, он первым делом вставляет: «Когда я был в Оксфорде…» – Она повернулась к Пери. – А в какие годы вы там учились?

– В начале двухтысячных.

– Как и мой брат!

Чувство мучительной неловкости, которое вызывал у Пери этот разговор, усилилось, когда к нему присоединился ее муж:

– Дениз сказала, у тебя есть какая-то фотография. Почему ты никогда ее не показывала?

Пери догадалась, что Аднан нарочно задал столь провокационный вопрос при посторонних. Открытие, что она до сих пор носит в бумажнике фотографию со студенческих времен, причинило ему боль. Конечно, он знал о той истории. Не все, но многое. В конце концов, именно он собирал ее по кусочкам после того, как она покинула Оксфорд.

– Покажите нам, пожалуйста! – настаивал кто-то.

На этот раз сменить тему не удастся, поняла Пери. Всем этим людям до смерти хочется увидеть, как она выглядела в студенческие годы и сильно ли изменилась с тех пор.

Она вытащила фотографию из сумочки и положила на стол. В свете свечей можно было различить улыбки, игравшие на лицах четырех людей из далекого прошлого, которые стояли на фоне убеленного снегом здания Бодлианской библиотеки, и можно было разглядеть, как с карнизов готической башни за их спинами свисают сосульки. Гости рассматривали фотографию и передавали ее дальше, каждый считал себя обязанным отпустить какой-нибудь комментарий.

– Какая вы здесь юная!

– Вы только взгляните на эти волосы! Это химическая завивка?

Когда очередь дошла до владелицы рекламного агентства, она отставила в сторону бокал, взяла фотографию в руки и принялась внимательно ее изучать.

– Подождите-ка, – произнесла она, вскинув бровь, – я где-то видела этого мужчину. – (У Пери упало сердце.) – Я каждый год приезжала к брату. Он показывал мне фотографию этого человека, я уверена… Только вот при каких обстоятельствах… – (Пери сидела с непроницаемым лицом.) – О, вспомнила! Снимок был в газете. Этот человек, известный профессор, чем-то себя запятнал… и в результате был вынужден оставить преподавательскую работу! В общем, какой-то громкий скандал, породивший множество разговоров. – Дама пристально посмотрела на Пери. – Вам, конечно, вся эта история хорошо известна?

Пери молчала. Измыслить мгновенную ложь она была не способна, говорить правду ей не хотелось. К счастью, в столовую вошли горничные с подносами. Воздух наполнился соблазнительными запахами. Когда стали менять тарелки, Пери воспользовалась моментом и спрятала фотографию в сумку. Руки у нее тряслись так сильно, что приходилось скрывать их под столом.

Оксфорд, 2000 год

Назпери Налбантоглу, недавняя выпускница стамбульской средней школы, прибыла в Оксфорд в сопровождении своего взволнованного отца и еще более взволнованной матери. Родители собирались провести весь день вместе с дочерью, посмотреть, как она устроится на новом месте, а вечером сесть на поезд до Лондона. Оттуда они намеревались вернуться самолетом в Стамбул, город, где прошли тридцать два года их супружества, несчастливого, но на удивление прочного. Так старая лестница, отчаянно скрипя, служит год за годом, стойко выдерживая натиск времени.